«Я уверен, – продолжал профессор Квакверзух, – что если вам очень повезет и вы столкнетесь с экземпляром «перелетного дерева», описанного патером Бюто, то обнаружите, что оно обладает хорошо выраженной системой настоящих нервов и ганглий, являющейся настоящим вместилищем растительного интеллекта. Заклинаю вас действовать при вивисекции чрезвычайно аккуратно.
Согласно приметам, которые представил мне иезуит, это необычное дерево, скорее всего, относится к порядку кактусовых. Оно могло появиться только в условиях невыносимой жары и сухости. Корни у него практически рудиментарные и позволяют только слегка прикрепляться к почве. По желанию дерево может, как птица, оторваться от земли, взмыть в воздух и перелететь к новому месту обитания по собственному выбору. Я считаю, что такие перемещения возможны благодаря способности вырабатывать газообразный водород, который при необходимости наполняет специальный орган в виде воздушного шара, состоящий из чрезвычайно эластичной ткани. Таким путем дерево поднимается кверху и перелетает к новому месту обитания.
Бюто добавил, что туземцы несомненно поклоняются «перелетному дереву» как сверхъестественному существу, и таинственность, которая окружает этот культ, является самым главным препятствием для исследователя».
– Вот! – воскликнул Брайери, складывая письмо профессора Квакверзуха. – Разве ради решения этой загадки не стоит рискнуть или даже пожертвовать своей жизнью? Добавить к установленным фактам морфологии растений точно установленные сведения о существовании дерева, которое путешествует, дерева, которое имеет свободу выбора, дерева, которое, возможно, даже мыслит, – такой славы можно добиваться любой ценой. Незабвенный Декандоль из Женевы…
– К черту незабвенного Декандоля из Женевы! – выкрикнул в ответ я, изнывая от невыносимой жары, а главное, чувствуя, что мы ввязались в дурацкую авантюру.
ΙΙΙ
Близился к закату второй день нашего путешествия, когда Килуа, ехавший чуть впереди нас, вдруг издал короткий вскрик, спрыгнул с лошади и наклонился к земле.
Брайери мгновенно очутился рядом с ним. Я присоединился к спутникам куда менее проворно. Всем мои суставы окостенели, так как научного энтузиазма для их смазки мне не хватало. Брайери встал на четвереньки, жадно вглядываясь в то, что казалось недавним повреждением почвы. Туземец лежал ничком, тычась лбом в пыль и издавая фальцетом ту же мелодию, которую мы слышали у хижины святой женщины.
– След какого зверя вы обнаружили? – резко спросил я.
– Это не звериный след, – с некоторым раздражением ответил Брайери. – Вот видите круглую вмятину в почве, где покоилось что-то очень тяжелое? А видите маленькие желобки в рыхлой земле, которые расходятся из центра, как лучи звезды? Их оставили тонкие корни, когда отрывались от почвы. Видите, в каком экстазе находится Килуа? Так вот, я утверждаю, что мы напали на след священного дерева. Оно было здесь, причем совсем недавно.
Возбужденный Брайери проинструктировал нас, и мы продолжили поиски пешими. Килуа отправился на восток, я на запад, а Брайери выбрал южное направление.
Чтобы тщательно обследовать поверхность земли, мы договорились продвигаться постепенно расширяющимися зигзагами, давая о себе знать время от времени выстрелами из пистолета. Ничего более глупого мы придумать не могли. Уже через четверть часа я заблудился в густой чаще. В следующую четверть часа я неоднократно разряжал свой револьвер в воздух, не получая никакого отклика ни с востока, ни с юга. Остаток светлого времени я провел в тщетных попытках вернуться к тому месту, где мы оставили лошадей. Потом солнце зашло и оставило меня в полном одиночестве в кромешной тьме посреди дикой местности, о размерах и характере которой я не имел ни малейшего представления.
Не стану рассказывать о своих страданиях в течение этой ночи, следующего дня, еще одной ночи и еще одного дня. Когда было темно, я брел, как слепой, в полном отчаянии, страстно желая наступления нового дня и не смея уснуть или даже остановиться из-за страха перед окружавшими меня неведомыми опасностями. Днем же я с нетерпением ждал ночи, так как солнечные лучи пробивали себе путь даже сквозь плотную крышу буйной листвы и буквально сводили меня с ума. Запас еды у меня в рюкзаке закончился. Моя фляга осталась в седельной сумке, и я наверняка умер бы от жажды, если бы мне дважды не попадались воронкообразные кактусы. Но больше всего в этом ужасном предприятии меня терзали не голод, не жажда и даже не солнечные лучи. Меня мучила мысль, что я жертвую жизнью ради иллюзий сумасшедшего ботаника, мечтающего о невозможном.
О невозможном?..
На второй день ближе к вечеру после бесцельных блужданий по джунглям я окончательно выбился из сил и упал на землю. Отчаяние и безразличие сменились страстным желанием конца. С непередаваемым облегчением я закрыл глаза. Жаркое солнце милосердно помогло мне потерять сознание.
Что было потом? Действительно ли, пока я находился в обмороке, ко мне приблизилась прекрасная, добросердечная женщина, которая положила мою голову себе на колени и нежно обняла меня? Действительно ли она прижалась лицом к моему лицу и шепотом стала меня подбадривать? Или это всего лишь привиделось мне, когда я на мгновение пришел в себя? Я вцепился в ее теплые, ласковые руки и снова потерял сознание.
Не улыбайтесь и не переглядывайтесь, джентльмены. В этой дикой глуши, находясь в беспомощном состоянии, я встретился с жалостью, пониманием и сочувствием. Когда я в следующий раз пришел в сознание, то увидел Что-то склонившееся надо мной. Что-то величественное, хотя и не прекрасное, что-то человечное, хотя и не человеческое, что-то милое, хотя и не женщину. Руки, которые меня держали и пытались поднять, были влажными, и в них пульсировала жизнь. Я чувствовал легкий сладковатый запах, похожий на аромат надушенных женских волос. Прикосновение было ласковым, я ощущал себя в чьих-то объятиях.
Смогу ли я описать форму этого существа? С той точностью, какая удовлетворила бы Квакверзуха и Брайери, нет. Я видел, что формы у него массивные. Его ветви, которые подняли меня с земли и потом держали нежно и осторожно, были подвижными и располагались симметрично. Над головой у меня, обрамленная венком странной листвы, ослепительно сверкала сфера багрового цвета. Багровый шар расширялся, пока я наблюдал за ним, но у меня уже не хватало сил даже для того, чтобы просто смотреть.
Пожалуйста, не забывайте, что из-за физического истощения и душевных мук я пришел в такое состояние, когда терял сознание и приходил в себя так же легко и часто, как больной в лихорадке, который балансирует ночью между забытьем и бодрствованием. В таком состоянии крайней слабости мне казалось вполне естественным, что меня ласкает и обо мне заботится кактус. Я даже не пытался найти объяснение такой удаче или проанализировать происходящее. Я просто принял это как должное, словно ребенок, который без раздумья принимает помощь от незнакомца. Я думал только о том, что нашел неизвестного друга, преисполненного женским милосердием и неизмеримым добросердечием.
