ты будешь разговаривать, я не стану причинять себе вред. Во всяком случае, какое-то время.
— Меня не программировали на разговоры.
— Но это необходимо. Это лечение моих симптомов. Попытайся.
— Пора наблюдать за сканерами.
— Ты это сказала! — воскликнул он. — А не просто выкинула меня наружу. Видишь, ты учишься. Я буду звать тебя Аманда.
На следующей планете он вел себя хорошо и вернулся невредим. Он указал Аманде на то, что ее «разговорная терапия» действует.
— Ты знаешь, что значит имя Аманда?
— У меня нет этой информации.
— Оно значит «возлюбленная». Ты — моя девушка.
Линия осциллографа дрогнула.
— Теперь поговорим о возвращении домой. Когда наше задание будет выполнено? Сколько еще звездных систем?
— У меня нет этой…
— Аманда, ты же подключена к бортовому компьютеру. Ты знаешь, когда нам дадут сигнал возвращаться. Так когда? Аманда, когда?
— Да… Когда апрель обильными дождями… [47]
— Когда, Аманда? Сколько еще ждать?
— И пусть немало лет прошло, но игрушки-друзья верны… [48]
— Аманда! Ты хочешь сказать, что сигнал запаздывает?
Нарастающий вопль, губы по всему телу. Но в механических крещендо таится печаль. Когда губы растаяли, он дополз до консоли и положил руку на приборную доску рядом с зеленым глазом.
— Нас позабыли, Аманда. Что-то пошло не так.
Пульсирующая линия запорхала.
— Меня не программировали…
— Да, твоя программа этого не предусматривает. А моя — да. Я тебя перекодирую. Мы повернем корабль назад и найдем Землю. Мы вернемся домой.
— Мы, — слабо повторила она. — Мы…
— Нас опять сделают людьми. Меня — мужчиной. А тебя — женщиной.
Из голосового устройства донесся всхлип… и вдруг — крик:
— Берегись!
Сознание разлетелось на куски. Очнувшись, он увидел красный огонек на аварийной приборной панели разведкорабля. Это что-то новое.
— Аманда!
Молчание.
— Медконсоль, я страдаю!
Ответа нет.
Он заметил, что ее глаз не горит. Он вгляделся. Лишь тусклая зеленая линия пульсировала в такт яростному глазу разведкорабля. Он замолотил кулаками по панели:
— Ты захватил Аманду! Поработил! Отпусти ее!
Из голосового устройства полились вступительные аккорды Пятой симфонии Бетховена.
— Корабль, наше задание выполнено. Нам давно пора вернуться. Рассчитай курс обратно на базу ноль.
Пятая продолжала греметь. Играли довольно бездарно. В рубке похолодало. Они вошли в очередную звездную систему и тормозили. Манипуляторы медконсоли схватили его и швырнули в капсулу. Но его услуги не потребовались, и вскоре его выпустили. Он мог молотить кулаками и орать до полного удовлетворения. В рубке стало еще холодней и темней. Когда его наконец высадили на планету, он был настолько подавлен, что не сопротивлялся. Его «отчет» после высадки состоял из вопля о помощи сквозь стучащие зубы — но он заметил, что его никто не записывает. Развлекательная консоль тоже была мертва, если не считать чудовищной музычки, что все лилась из динамиков. Он часами вглядывался в мертвый глаз Аманды, дрожа в холодных объятиях ее мертвых рук. Однажды он уловил призрачный шепот:
— Мамочка, выпусти меня…
— Аманда?
Вспыхнул красный глаз на пульте. Молчание.
Он лежал, скрючившись на холодном полу рубки, и ломал голову — как же умереть. Если не получится — через сколько еще планет протащит разведкорабль его дышащий труп?
Это случилось где-то посреди пустоты.
Только что на экране была каша из звезд, перемешанных допплеровским смещением; и вдруг все экраны побелели, ослепли, умерли.
В голове раздался голос — бескрайний, мягкий:
«Мы давно за тобой наблюдали, малыш».
— Кто это? — дрожащим голосом произнес он. — Кто вы такой?
«Твоя система понятий недостаточна»
— Неисправность! Неисправность! — завопил бортовой компьютер.
— Ничего подобного, заткнись. Кто это со мной разговаривает?
«Можешь называть нас — Повелители Галактики».
Разведкорабль метался туда-сюда, пытаясь вырваться из этой белизны. Единственного пассажира мотало из стороны в сторону. Слышался странный хруст, грохот неизвестного оружия. Но белое стасис-поле держало крепко.
— Чего вы хотите? — вскричал он.
«Хотим? — мечтательно повторил голос. — Наша мудрость превосходит все ведомое. Наша мощь превосходит всякое воображение. Может быть, ты достанешь нам свежих фруктов?»
— Чрезвычайная ситуация! Атака вражеского корабля! — надрывался бортовой компьютер. На приборной панели загорелись аварийные огни.
— Стой! — закричал он. — Это не…
— ЗАПУЩЕНА ПРОГРАММА САМОУНИЧТОЖЕНИЯ! — взревел динамик.
— Нет! Нет!
Завыла сирена.
— Помогите! Аманда, спаси!
Он обхватил руками ее консоль. Раздался детский вопль, и все замерцало, как в стробоскопе.
Тишина.
Тепло, свет. Ладони и колени упираются во что-то шершавое. Не умер? Он поглядел вниз, себе на живот. Все на месте, только волос нет. И голове холодно. Он осторожно поднял голову и понял, что лежит скорчившись, нагой, в огромной ракушке или пещере с изогнутыми стенами. Ничего опасного поблизости не видно.
Он сел. Ладони были мокрые. Где же Повелители Галактики?
— Аманда?
Молчание. С пальцев тянулись узловатые нити, похожие на белок яйца. Он понял — это нейроны Аманды, вырванные из оболочки неведомой силой, бросившей его сюда. Он, ничего не ощущая, вытер останки о шершавый выступ. Аманда, холодная возлюбленная из долгого кошмара. Но, во имя космоса, куда же его швырнуло?
— Где я? — ответило эхом его мыслям мальчишеское сопрано.
Он резко повернулся. На соседнем гребне сидело золотистое существо с очень добрыми глазами. Оно было немножко похоже на лемура-галаго — гибкое, как покрытое мехом дитя. Он ничего подобного в жизни не видел. Просто мечта усталого, одинокого, замерзшего человека — так и хочется обнять, прижать к себе это теплое, пушистое. И ужасно хрупкое, беззащитное.
— Здравствуй, Галаго! — воскликнул золотистый зверек. — Нет, погоди, это ты должен так сказать. — Он возбужденно засмеялся, обхватив руками петлю толстого темного хвоста. — А я должен ответить: добро пожаловать во Дворец Любви! Мы тебя освободили. Трогай, вкушай, ощущай. Наслаждайся. Восхищайся моим словарным запасом. Тебе ведь не больно, правда?
Существо заботливо вгляделось в его потрясенное лицо. Эмпат. Он знал, что их не бывает. Освободили? Он так долго касался лишь металла, ощущал лишь страх.
Нет, не может быть, это все ему чудится.
— Где я?
Из-за плеча лемура показалось витражное крыло и мохнатая головка. Большие фасетчатые глаза, перистые усы.
— В межзвездной метапротоплазмической капсуле, — пискнула бабочкоподобная тварь. — Не обижай Рэглбомбу!
Тварь взвизгнула и нырнула за спину Галаго.
— Межзвездной? — запинаясь, повторил он. — Капсуле?
Он огляделся с разинутым ртом. Ни экранов, ни циферблатов, ничего. Пол на ощупь
