– Да, но цена…
– Цена пусть вас не смущает. Купить И-Зэт-27 невозможно. “Ю.С.Роботс” не продает своих изделий. Но университет может арендовать робота за тысячу долларов в год – это куда дешевле какой-нибудь самопишущей приставки к микроволновому спектрографу.
Гудфеллоу никак не мог прийти в себя. А Лэннинг добавил, закрепляя успех:
– Впрочем, я прошу вас лишь об одном: поставить этот вопрос перед теми, кто уполномочен принимать решения. Если им понадобится дополнительная информация – я всегда к их услугам.
– Ладно, – неуверенно проговорил Гудфеллоу, – я расскажу о вашем предложении на ближайшем заседании ректората на следующей неделе. Только я ни за что не ручаюсь.
– Само собой, – ответил Лэннинг.
Защитник – невысокого роста толстяк – держал себя с такой напыщенной важностью, что от этого казалось, будто его двойной подбородок еще сильнее выдается вперед. Он долго разглядывал свидетеля, переданного ему обвинением, и затем спросил:
– А ведь вы охотно дали себя уговорить, не так ли?
– Дело в том, что мне не терпелось избавиться от доктора Лэннинга, – с живостью ответил профессор, – в тот момент я был готов согласиться на что угодно.
– С тем чтобы, как только он уйдет, позабыть про всю эту историю?
– Видите ли…
– Но тем не менее вы все же подняли этот вопрос на заседании административного совета ректората?
– Это так.
– Следовательно, вы согласились на предложение доктора Лэннинга с чистой совестью. Ваше согласие не было пустой отговоркой. Вы дали его охотно. Не так ли?
– Я действовал согласно принятой у нас процедуре.
– Если уж на то пошло, вы вовсе не были так уж обескуражены присутствием робота, как вы пытались нас уверить. Вам известны Три закона Роботехники, и вы знали их к моменту вашей встречи с доктором Лэннингом?
– М-м-да.
– И вы легко согласились оставить робота одного и без присмотра?
– Доктор Лэннинг заверил меня…
– Не сомневаюсь, что, будь у вас хоть малейшие колебания, вы нисколько не посчитались бы с его заверениями.
– У меня были все основания полагаться… – начал было профессор вызывающим тоном.
– Достаточно, – оборвал его защитник.
Когда профессор Гудфеллоу, еще более раздраженный, чем обычно, освободил свидетельское кресло, судья Шейн слегка наклонился вперед и спросил:
– Поскольку мне не приходилось иметь дело с роботами, я был бы не прочь узнать точный смысл Трех законов Роботехники. Не мог бы доктор Лэннинг процитировать их суду?
Лэннинг вздрогнул, как человек, застигнутый врасплох. Он о чем-то шептался с сидящей рядом седовласой женщиной; их склоненные головы почти соприкасались. Когда Лэннинг вскочил на ноги, женщина подняла голову – лицо ее было совершенно непроницаемо.
– Слушаю, ваша честь, – сказал он, сделал паузу, словно собираясь произнести длинную речь, и заговорил, четко выделяя каждое слово:
– Закон первый: робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. Закон второй: робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону. Закон третий: робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам.
– Понимаю, – сказал судья, делая быстрые заметки. – И этими законами определяется поведение каждого робота?
– Каждого, без исключения. Любой специалист может это подтвердить.
– В том число и робота И-Зэт-27?
– Да, ваша честь.
– Не исключено, что вам придется повторить свое заявление под присягой.
– Я готов, ваша честь.
Он сел.
Его седовласая собеседница – доктор Сьюзен Кэлвин, главный робопсихолог фирмы “Ю.С.Роботс” – взглянула на своего обремененного учеными титулами начальника без особого одобрения. Впрочем, люди редко пользовались ее расположением.
– Показания Гудфеллоу были точными, Альфред? – спросила она.
– По существу, да, – пробормотал Лэннинг. – Правда, он вовсе не был так уж напуган роботом, а когда услышал цену, то был готов вполне по-деловому обсудить мое предложение. Но в целом никаких серьезных искажений он не допустил.
– Было бы разумнее запросить с них более высокую цену, задумчиво проговорила доктор Кэлвин.
– Мы стремились пристроить Изи.
– Знаю. Возможно, даже с излишним рвением. Они представят это так, словно мы преследовали тайные цели.
– Так оно и было, – раздраженно заметил доктор Лэннинг. Я сам это признал на заседании ректората.
– Они могут представить это так, будто мы признались в одних замыслах, чтобы скрыть другие, еще более тайные.
Скотт Робертсон, сын основателя “Ю.С.Роботс” и владелец контрольного пакета акций, наклонился к Сьюзен Кэлвин с другой стороны и произнес оглушительным шепотом:
– А почему бы вам не заставить Изи рассказать, как все было, чтобы мы знали, что к чему?
– Вы же знаете, Робертсон, что он не в состоянии говорить об этом.
– Так заставьте его. Вы же психолог, доктор Кэлвин. Заставьте его говорить.
– Если я психолог, мистер Робертсон, – сухо произнесла Сьюзен Кэлвин, – то уж позвольте мне решать самой. Я не допущу, чтобы моего робота принуждали к действиям, угрожающим его благополучию.
Робертсон нахмурился и собирался ответить резкостью, по судья Шейн укоризненно постучал молоточком, и он нехотя замолчал.
Свидетельское место занял Фрэнсис Дж.Харт, заведующий кафедрой английского языка и декан факультета аспирантов. Это был полнеющий мужчина, одетый в безукоризненный темно-серый костюм неброского покроя; несколько прядей волос под разными углами пересекали его розовую лысину. Он уселся поглубже в свидетельское кресло, аккуратно сложил руки на коленях и время от времени натянуто улыбался.
– Впервые о роботе И-Зэт-27 я услышал на заседании административного совета ректората от профессора Гудфеллоу, начал он. – Позднее, 10 апреля прошлого года, мы посвятили этому вопросу специальное заседание, на котором я был председателем.
– У вас сохранился протокол?
– Видите ли, – слегка улыбнулся декан, – мы не вели протокола. Наше заседание носило конфиденциальный характер.
– Что же произошло на этом заседании?
Сидя на председательском месте, декан Харт чувствовал себя не вполне уверенно. Впрочем, и другие члены комитета заметно нервничали. Лишь доктор Лэннинг являл собой картину безмятежного спокойствия. Худой и высокий, с копной седых волос, он напоминал Харту старинные портреты президента Эндрю Джексона.
