– И слушать ничего не желаю! – шумел Дима Камикадзе, обращаясь по преимуществу к Свете. – Доработаете учебный год – и ко мне, да? Хотите жить в избушке – пожалуйста, на здоровье, но пускай это будет двухэтажная избушка в Авлабари[8], да? А между курьих ножек у нее пускай стоит большой белый автомобиль…
– Я водить не умею, – возразил Тимофеев.
– Во-первых, научим, – обещал Дима. – Во-вторых, я тебе своего водителя на первое время отдам, все равно он хуже меня водит…
– Если мы здесь никому не нужны, – сказала Света беспомощно, – кому мы будем нужны там?
– Вах! – закричал Дима. – Не говори так. Что, детям своим вы не нужны, да? Что, детям, которых учите, вы не нужны, да? Вы мне нужны, Тосе нужны, даже вон министру-шминистру нужны… вы всем нужны, просто не все еще об этом знают! Ты что думаешь? – он грозовой тучей надвинулся на Свету. – Что, вас с Виктором не ценят, да? Конечно, не ценят… А знаешь, почему? Потому что вам цены нет! Я так и вижу, как ваш министр финансов глядит с тоской на свои калькуляции-шмалькуляции и думает: нет, если я этим Тимофеевым дам все, что они заслуживают, государственный бюджет рухнет, откуда воровать стану, да?!
– Нет пророка в своем отечестве, – дребезжащим голосом произнес министр Лелик.
– Но нет его и выше! – возгласил президент Дима и тут же смутился: – Вах, опять какую-то фигню сказал…
– Ты как вообще сюда добрался? – спросил Тимофеев, присаживаясь в уголке.
– Это было приключение! – вместо Димы отвечала Тося. – Мы же прибыли как частные лица, и никто этому не обрадовался. Неизвестно даже, кто меньше, наши или ваши… наши. Мы ведь в последнее время не очень дружим странами. И как-то нужно было нас охранять, не привлекая внимания.
– Если официально, – объявил Дима, – я прямо сейчас нахожусь на международном форуме, посвященном охране перелетных птиц от нерестящихся рыб. Стерхов от лосося. Даже не знаю, где происходит этот несчастный форум. Закария знает. Закария, – пояснил он, обращаясь к Тимофееву, – это который все время в машине сидит. В кепке. Холодно ему, видите ли… Он начальник моей канцелярии. Очень умный. Это он придумал форум, чтобы я мог приехать в этот дом и выпить вина за здоровье лучшего друга.
– А кто на заднем сиденье спит? – спросил Тимофеев.
– Какой-то клерк из вашего министерства иностранных дел. За мной присматривать, чтобы я хорошо себя вел. Закария ему чачи поднес, так что он теперь спит и думает, что я на форуме штаны просиживаю.
– Если официально, – ликующе добавил Лелик, – я на этом самом форуме выступаю с докладом об использовании труда волонтеров в охране популяции кукабарр на Мертвом море! Или капибар? Я уже не помню.
– На Мертвом море есть кукабарры?! – поразилась Света.
– Из всей биосферы там только туристы! – отмахнулся Лелик. – Не исключено, что кого-нибудь из них реально зовут Кукабарра. Какой-нибудь Мигель Альфонсо де Капибара… Жду вас весной, возражений не понимаю, ибо они будут высказаны на русском, а я гражданин Израиля. Сам все покажу, сам выкупаю в соленой водичке, сам в грязи вываляю…
– А летом к нам, – подхватила Тося. – У нас хорошо летом. А как у нас хорошо осенью!
– Да у нас всегда хорошо, – солидно подтвердил Дима. – О визе не беспокойтесь, Закария что-нибудь придумает… – он вдруг заволновался. – Но почему мы не пьем?
– Только что пили, – осторожно сказал Тимофеев.
– Это была разминка, – отчеканил Дима безапелляционно. – И вот что: по полной.
– За Николая Фомина, – предложил Тимофеев лаконично.
– Не чокаясь, – кивнул Лелик. – Мне водки.
– И мне водки, – потребовал Дима.
– И мне, – тихонько сказал Тимофеев.
Света поднялась и отошла к печке, а Тося, не скрываясь, зашмыгала носом.
– Ну, ну, – произнес Дима. – Без слез. Николай был правильный мужик. И поступил так, как считал правильным.
– Может быть, сейчас удалось бы его переубедить, – сказал Тимофеев вполголоса.
– Не знаю, – усомнился Лелик. – Это прозвучит не очень к месту, но… сейчас не его время. Он бы в нем себя не нашел. Слишком он был правильный. Таких больше не делают.
– А ведь ты, Лелик, наверное, уловил суть, – промолвила Света, не оборачиваясь. – Мы тоже в этом времени потерялись.
– Светка, прекрати! – вскричала Тося. – Как ты можешь такое говорить?
– Ко мне! – закричал Дима. – К теплу, к солнцу, к винограду и мандаринам!
– У нас тоже есть мандарины, – проговорил Лелик ревниво. – И солнца навалом. Светка, у тебя точно в роду не было наших? Это бы сильно упростило задачу…
– Ты выпил слишком много водки, – бледно улыбнулась Света, присаживаясь за стол с краешку. – Посмотри на меня, и сразу поймешь, кто был у меня в роду, а кого не было.
– Это можно решить, – упрямо сказал Лелик и тут же начал что-то прикидывать в уме.
– Закария все сделает, – заявил Дима. – И нечего на Светку смотреть. Она сейчас выпьет немного и повеселеет. Тогда все будем на нее смотреть. А пока лучше на меня посмотрите… Виктор! – обратился он. – Возьми к примеру меня. Я что, умнее тебя был, да? Я спортсмен был. Вот Тося не даст соврать… Вернулся домой, немного поработал учителем, немного сам подучился – после нашего с тобой университета это совсем просто было. Вот ты сколько языков знаешь?
– Полтора, – смутился Тимофеев. – Родной и английский… со словарем.
– А я четыре языка знаю! – Дима выставил перед собой три растопыренных пальца, похожих на небритые шпикачки, сосредоточился и разогнул еще один палец. – Четыре! Не скажу, что очень хорошо, но люди понимают. Родной, русский, английский и японский! И заметь, без словаря! Вакаримасита[9], да? Но зачем мне это нужно было?
– Ну, и зачем? – спросила Тося, веселясь. – В сумоисты тебя все равно не взяли бы!
– А затем, – пояснил Дима, помавая перед носом Тимофеева уже одной шпикачкой, – что я не хотел всю жизнь быть спортсменом. И поэтому однажды в мой дом пришли люди и сказали: «Уважаемый Дито, ты учил наших детей, теперь хотим, чтобы ты стал нашим народным избранником». Кто я, чтобы людям отказать? Но политика – такое дело… Однажды просыпаюсь – а я уже президент. «Тося, говорю, чэмо сихаруло[10], что делать станем? Страна маленькая, а краев не видно…»
– А я поплакала немножко, – подхватила Тося, – и говорю: «Страна маленькая, а ты большой. Придется поработать тем местом, каким ты не очень любишь работать». А Дима, печально так: «Головой, да?»
Все засмеялись.
– Тяжело, наверное, было? – спросил Тимофеев сочувственно.
– Почему тяжело? – Дима пожал необъятными плечами. – Нет… Совсем невозможно! Я думал, заболею. Не поверишь, министру внутренних дел в морду дал. «Очень, говорю, деньги любишь, да? Больше работы, больше совести, да?» Он стоит, улыбается. «Да, говорит, уважаемый Дито, но кто же их не любит?» Я и не сдержался. Он стоит, за морду держится. «Думаете, вы президент, вам все можно?» Я говорю: «Я-то президент, а ты мужчина или курдгели[11]? Если я неправ, дай сдачи!» Он посмотрел вокруг, на портреты классиков: «Не могу, говорит, достойные люди глядят, кто я такой перед ними кулаками махать?»
