Тарасов задумался. Почему прибор не работает? Раньше для включения ничего нажимать не требовалось, экран сам начинал светиться, как только открывали кейс. Неужели пульт вышел из строя? С чего бы вдруг? Он прекрасно работал и зимой, и в жуткую жару, и под дождём. Изготовители, кем бы они ни были, предусмотрели всё. Чего же адской машинке, как выразился Лаврентий Павлович, не хватает для полного счастья? Внезапно Тарасов понял, чего именно не хватает.
– Чего молчишь, смертничек? – поторопил его шеф.
– Значит, так, Лаврентий Павлович, – начал излагать Пётр. – Ты знаешь, что эту штуку делали ребята поумнее нас. Так вот, тебе должно быть понятно, что они просто обязаны были предусмотреть вариант, что пульт случайно попадёт в лапы тупых аборигенов, наподобие вас. И, естественно, разработчики сделали так, чтобы прибор в их лапах не работал. И все дела.
– Но в твоих лапах он же работал! – возразил шеф, который при необходимости спокойно мог игнорировать оскорбления, не смешивая бизнес и личные чувства.
– Во-первых, я не настолько тупой. А во-вторых, прибор запоминает, кто его выключал, и включить его может только тот же самый человек. Уж не знаю, как он распознаёт людей, но вот распознаёт как-то.
– Ох, не верю я тебе, Тарасов! Ох, не верю! Ерунду какую-то ты рассказываешь! Может, всё-таки сыворотку тебе вколоть?
– Время только потеряете. Под сывороткой человек рассказывает всё с мельчайшими подробностями, и это длится очень долго, а по делу я всё равно скажу то же самое, потому что это чистая правда.
– Ладно, поверю тебе, условно. Сейчас тебя привезут сюда, и если ты не включишь пульт, тут мы тебя сразу же и похороним!
– «Сюда» – это на базу под Хабаровском?
– Много будешь знать – никогда не состаришься. Потому что до старости не доживёшь! – шеф отсоединился.
Тарасов взглянул на часы. Двадцать три – двадцать. Время, надо полагать, московское. В Хабаровске на семь часов больше, то есть, примерно полседьмого утра. Лететь туда, со всеми пересадками, примерно десять часов. Значит, на таёжной базе они будут в полпятого вечера. Хотелось бы раньше, но и так нормально. Пётр умылся и начал собираться в дальний путь
* * *
Волчара, в отличие от Тарасова, рано ложиться не собирался. Он сидел перед работающим телевизором, но не только не понимал, что там показывают (а показывали, естественно, в основном рекламу), но вряд ли даже видел изображение, хотя его глаза за толстыми линзами очков были открыты. Волчара грезил. В своих мечтах он проходил через портал и вновь оказывался в потерянной стране счастья, именуемой СССР.
Там бесплатно учили детей и лечили стариков. Там не было вызывающе богатых людей, накопивших свои капиталы исключительно грабежом или обворовыванием соотечественников. Там газетам можно было верить, в них не было гороскопов и прочей мистической чепухи, зато были решения ЦК, неустанно заботящегося о народном благе. По телевизору не показывали рекламу прокладок, пива и «секса» по телефону, зато показывали правильные фильмы о советском народе. Там никто не оплёвывал великий подвиг советского народа в Отечественной войне, а бандеровцы прятались по тёмным углам, не смея показаться на свет. Наконец, там была колбаса по два – двадцать и хлеб по четырнадцать копеек, и там бесплатно предоставлялось жильё.
А самое главное, в той прекрасной стране у общества были идеалы. Ведь без идеалов человеку просто не к чему стремиться, а значит, незачем жить. Как прекрасно было осознавать, что с каждым днём победа коммунизма всё ближе! Волчара посвятил свою жизнь борьбе за построение коммунизма, и вдруг оказалось, что его жизнь прожита зря. Нет, с этим он смириться никак не мог. Что ж, если тебя не устраивает мир, измени его или поищи новый. Старый и больной Волчара не имел достаточно сил, чтобы изменить положение вещей в мире, но судьба подарила ему шанс поискать мир получше, и уж он этого шанса не упустит!
В его грёзах совсем уже старенький, но вовсе не утративший ясности ума товарищ Сталин внимательно выслушивал рассказ отставного чекиста, некоторое время обдумывал услышанное, попыхивая трубкой, а затем, откашлявшись, озвучивал своё, как всегда гениальное, решение. Говорил он с акцентом, но зато очень понятно.
– Интереснейшие вещи рассказывает товарищ Волчара! Вот до чего мог бы довести нашу великую страну враг народа Горбачёв, если бы мы его вовремя не расстреляли! Что ж, мы ещё раз убедились, что идём правильным путём, ленинским! А у вас, товарищ Волчара, личные просьбы будут?
– Иосиф Виссарионович, а можно мне подлечиться немного? А то я уже старый, и у меня пропасть всяких болячек, а пенсии на лекарства не хватает.
– Какой же вы старый, товарищ Волчара? Наша советская наука достигла таких выдающихся успехов, что восемьдесят лет для наших людей – не возраст! И при чём тут деньги? Здоровье советского человека – превыше всего! Мы вам выпишем путёвку в наш санаторий в Майами…
– В каком ещё Майами? – возмутился Волчара. – Я хочу отдыхать и лечиться в своём социалистическом отечестве! В Крыму, например.
– Что вы такое говорите? Майами – это наша территория, курортная зона во Флоридской Советской Социалистической Республике. Хотя Крым тоже хорош, особенно Ялта. Так в какой социалистической республике вы хотите лечиться – во Флоридской или Российской Федеративной? Майами или Ялта, выбирайте, товарищ Волчара!
– Как это «Российской»? Крым же – Украина!
– Кто вам такую глупость сказал?
– Так этот, Хрущёв, передал же Крым и Севастополь Украине!
– Хрущёв, говорите? Это тот, который Никита Сергеевич? Значит, правильно мы его расстреляли, а то некоторые оппортунисты сомневались!
В этот момент в дверь кабинета товарища Сталина кто-то постучал, и Иосиф Виссарионович попросил Волчару впустить посетителя. Старый чекист открыл дверь и увидел на пороге начальника охраны из дворца Лаврентия Павловича.
– Вы тоже здесь? – удивился старый чекист. – Ну, проходите, товарищ Сталин вас примет. Вы по какому вопросу?
– Я к вам, уважаемый Акакий Иосифович, а не к товарищу Сталину, которого тут нет.
Волчара вынырнул из мира грёз и увидел, что и товарищ Сталин исчез, и рабочий кабинет вождя превратился в обычную комнату.
– А что вы хотели? Извините, не знаю вашего имени-отчества.
– Никто не знает, даже Лаврентий Павлович, – сообщил начальник охраны. – Так надо. А дело у меня вот какое. С некоторых пор у меня возникли подозрения, что в дом проник посторонний. В столовой продукты слишком уж усиленно расходуются, из гардеробной исчезает мужская одежда, в основном, бельё и рубашки. Ну, и прислуга жалуется, что привидение в доме завелось. Его как-то смутно видят, что-то невнятное слышат, а если присмотреться или прислушаться, так, вроде, и нет никого поблизости. Мы, конечно, очень мало знаем о привидениях, но насколько мне известно, им не требуются ни еда, ни одежда. Можете что-нибудь сказать по этому поводу, Акакий Иосифович? – имя и отчество Волчары он произносил настолько уважительно, что тот, вопреки обыкновению, не стал требовать, чтобы его называли исключительно по фамилии.
