Верховный лорд умолк.
Он перевел дух, сделал три шага к окну, обернулся и похлопал по бумаге, которую держал в протянутой руке.
— Вот оно, — сказал он. — Это должно было случиться. Вот он, ясный и недвусмысленный удар грома. Гроза собиралась давно, накапливала силы, и вот она — атака на души людей.
Он зашагал из угла в угол.
— Бесстыдная пропаганда. Атака на наш дух — это убийственней тысячи аэропланов.
Он внезапно остановился.
— Знавал ли когда-либо свет подобное лицемерие?
— Невиданно и неслыханно, — решительно откликнулась миссис Пеншо. — Просто возмутительно.
— Они увеличивали свой флот, не давая нам ни минуты покоя. Они задирали нас и перечили нам на каждом шагу, когда мы всей душой готовы были сотрудничать. Они опутали всю Европу своими ростовщическими сетями. А теперь прикидываются добродетельными человеколюбцами!
Что-то вдруг словно повернулось в мозгу Верховного лорда — повернулось и ударило в самое сердце. Он больше не мог сохранять позу благородного негодования. Послание американского президента внезапно напомнило ему о том, что давно дремало в его сознании, что связано было с людьми вроде Кемелфорда (кстати, где он сейчас, черт возьми, этот Кемелфорд?) и сэра Басси. Он остановился как вкопанный; послание, которое он держал за один угол кончиками пальцев, вяло повисло в его руке.
— А вдруг это не лицемерие! — сказал Верховный лорд. — Вдруг он и в самом деле так думает! Наперекор всем американским патриотам!
Расширенными глазами он посмотрел на миссис Пеншо, и она ответила таким же смятенным взглядом.
— Но как он может думать это всерьез, ведь во всем этом нет никакого смысла? — сказала наконец эта преданная душа.
— Есть смысл! Есть. Даже если он и не высказан прямо. Допустим, все это вздор. Я-то в этом уверен. Но никто не станет выдавать вздор за что-то серьезное, если это не принесет выгоды. Должно быть что-то такое, на что этот вздор рассчитан. Что же это такое? Что означает вся эта туманная болтовня? Ничего подобного я не изучал в истории и не учил такому других, Земной шар без государств и наций. Жалкий всеобщий мир, тишь и гладь. Истории человечества приходит конец. И это носится в воздухе, таково веяние эпохи. Вот для чего я послан небесами: бороться с этим и победить. Это — заблуждение. Обман…
— Где я? — промолвил вдруг Верховный лорд и провел рукою по лбу. — Кто я?.. Заблуждение и обман? Который же из двух миров — заблуждение: этот новый мир — или мой?
Часть пятая
«Самое главное»
— Это больше, чем война между Британией и Америкой, — сказал Верховный лорд. — Это больше, чем какая бы то ни было война. Это бой за человеческую душу. Он идет по всей земле. Допустим, что президент лицемерит, это очень может быть; и, однако, он обращается к чему-то такому, что стало в нашем мире вполне реальным и обрело великую силу. Быть может, он просто пытается настроить весь мир против меня, но это не умаляет силы, к которой он взывает, и приходится с нею считаться. Он обращается к духу, к могучему и опасному духу. Это смертельный враг того духа, что воплощен во мне и движет мною. Это и есть мой подлинный противник.
— Как вы замечательно говорите! — вздохнула миссис Пеншо.
— Понимаете, этот человек, стоящий в дни войны во главе огромного и могущественного суверенного государства, брызжет ядом в лицо всем суверенным государствам, он вообще против существования независимых, суверенных государств. Он — глава, вождь и олицетворение нации, отвергает национальное чувство. Он, кого конституция возводит в дни войны в ранг главнокомандующего, отвергает войну. В Белом доме воцарилась Анархия. Перед нами мощная воинствующая организация, но у нее нет лица. Это — политическое затмение, непроглядный мрак. Это страшная опасность, она грозит положить конец истории.
Верховный лорд на мгновение умолк, потом продолжал с чувством:
— Всюду и везде яд умственного отступничества разъедает людские души. Нельзя, видите ли, вести даже честную, благородную войну. На смену воинской доблести приходит пропаганда. Мы даем обещания. Маскируемся. Скрываем истинное лицо вещей. Измена влечет за собой измену.
Миссис Пеншо выпрямилась, натянутая, как струна, стиснув обеими руками пишущую машинку, и пожирала глазами Верховного лорда.
— Но этого не будет, — промолвил он, и прекрасный голос его зазвенел. — Этого не будет…
— Высшими ценностями жизни, — продолжал он, — я называю верность, отечество, нацию, повиновение, самопожертвование… Не мир, но меч!.. Я пошлю в бой миллионы!.. Я буду сражаться до конца! Сражаться до конца… Демон-искуситель, я бросаю тебе вызов!
Необходимо было сделать что-нибудь символическое. Он смял послание президента в комок. Вновь расправил, изорвал на узкие полосы, потом в мелкие клочки и швырнул их на ковер. И стал расхаживать взад и вперед, откидывая бумажки ногой. Громко и выразительно перечислял он обстоятельства, определяющие его нынешнее положение.
— Жестокий враг… неверные союзники… мятежники в пределах самой империи… измена, уклончивость, трусость в собственном доме. Боже праведный! Нелегкая дана мне задача. Враждебные силы, которые поминутно меняют свой облик, противники-оборотни! Неужели же славная история сменявших друг друга империй увенчается таким концом? Я сражаюсь с пагубными, зловредными мыслями. И если все силы зла восстанут против меня, я по-прежнему буду сражаться с ними за короля, нацию и империю.
Он был изумителен — великая и непонятая душа — в эти минуты, когда, шагая по комнате, думал вслух и короткими фразами, точно ударами резца, придавал форму своим грозным опасениям. Клочки президентского послания, словно объятые страхом, бежали с его пути, забиваясь под столы, стулья, в дальние углы. Казалось, они стыдятся, что принесли ему чудовищную весть об этом непостижимом предательстве.
— Странно и страшно следить, как вырастает этот опасный противник — дух сомнения, вечный разрушитель всего, что дорого человеку… С той поры, как людьми правит власть. Когда сомневаться и то уже было гибельно… Великие дни для души человеческой. Простая вера и решительное действие. Правота ясна каждому, и лицо греха узнано. Теперь мы сбились с пути. Стадо без пастыря… Началось с мелочей, пустяковое ослушание и леность. Насмешки, разъедающие душу насмешки. Долг становится в тягость. Ослушник не хочет оставаться в одиночестве и развращает других. Простые верования, они кажутся невероятными в обыденной жизни, но для души они — святая истина. Они были основой основ. Едва начинаешь в них сомневаться, они исчезают; это доказано столетиями веры. Но так уж устроен человек: он вечно сомневается. Он вечно жаждет перемен… сбивается с пути истинного. Сомневаться так легко и так гибельно. Потом возникает наука — нескончаемая цепь вопросов, поначалу робких, вкрадчивых. А потом она становится надменной и упрямой. Все на свете ей надо исследовать, все сделать простым и ясным, все должно стать точным и определенным. Плесните кислоты на алтарь! Она разъедает его. Стало быть, он только мрамор. Плесните ее на корону! Это всего лишь обруч из металла, металлический сплав. Плесните ее на флаг отечества! Он становится багровым и истлевает. Итак, все святыни ничего не значат…
