— За наем Гурцатовым? Который при Цурсоге состоял? Зачем это он Рильгону понадобился, не знаешь?
— Не знаю, — не моргнув глазом соврал Войко. Он уже давно привык, что никто ему никогда ничего не говорит и толком не объясняет, и научился искусно подслушивать и подглядывать, причем чутье редко подводило его, позволяя неизменно оказываться в нужный час как раз в том месте, где затевалось нечто интересное. Поэтому едва ли можно сказать, что он случайно услышал разговор Асверии с Рильгоном о том, что завтра поутру они возьмутся за Цурсога всерьез и сделают это не где-нибудь, а в Раддаи, в Священном Доме. В Белый-то город за ночь и надобно доставить Даманхура, Фарра, Мадьока и еще целую кучу народа. И оказавшийся поблизости — как кстати! — Войко был отправлен за Мадьоком. Ну кто бы поверил, узнав, что мергейтский десятитысячник нужен Асверии и Рильгону для того, чтобы помочь им избавить мир от Подгорного Властелина?! Что от одного из самых преданных слуг Гурцата, охранявшего Цурсога и помогавшего ему плести колдовство вместе с покушавшимся на Даманхура Берикеем, зависит, сумеют ли они одолеть Чужака, натравившего степняков на Сак-карем, Халисун, Нардар и Нарлак?..
— Редко ты что-то стал к нам заглядывать, — укорил Аньял парня, открывая высокую дверь конюшни. — Собираешься позаимствовать господского коня? Не влетит?
— Не влетит, коль для дела возьму, — проворчал Бойко, выводя из денника любимого жеребца Страшара. — Да он и не узнает. Чего ради ему среди ночи на конюшню заглядывать?
Два всадника беспрепятственно выехали за ворота Хмельной Горы и начали спускаться по тропе, ведущей к лагерю тальбов. Аньял несколько раз пытался завести разговор, но у Войко не было охоты попусту молоть языком. Еще седмицу назад он, верно, уболтал бы тальба до полусмерти и принялся бы измышлять, как уговорить одного из каттаканов взять его в Раддаи, однако нынче мысли его текли совсем в ином направлении. Он размышлял о том, как тихо и уютно станет в Хмельной Горе, когда Асверия, Драйбен, каттаканы и тальбы ускачут, одолев Подгорного Властелина, освобождать Сеггед. О том, что ему надобно будет во что бы то ни стало исхитриться остаться тут, ибо колдовством и смертоубийством он уже сыт по уши, а Глафа или, скажем, Вербета ничуть не хуже Эйи, которая уж больно любит показать свою самость. По первости оно, конечно, забавно, но скоро начинает надоедать…
Беспрепятственно миновав караулы тальбов, всадники объехали несколько шатров и очутились на хорошо знакомой Войко поляне, окруженной цепью синих огней. Здесь Аньял, распрощавшись с парнем, отправился по своим делам, а Войко свернул к обычным кострам, возле которых грелись пленные мергейты. И у одного из них, к великому своему изумлению, увидел сидящих подле Мадьока и других степняков Эйю, Тиира и еще трех или четырех тальбов.
— А, Войко! Ну наконец-то вспомнил! — приветствовала его очаровательная тальбийка, поднимаясь с толстой, плетенной из трав циновки. — Вовремя пожаловал, тут нам из Тательтуна прислали несколько бочонков медовой настойки…
Войко спешился и, пожатием руки заставив Эйю умолкнуть, сообщил:
— По делу я. Асверия велела передать господину Мадьоку, что ждет его. И Тиира. По поводу того, о чем беседовала с ними намедни.
Веселые восклицания, которыми встречено было столь своевременное появление Войко, смолкли, улыбки погасли. Похоже, здесь уже знали о предстоящей схватке с Подгорным Властелином.
— Я готов. — Высокий смуглокожий степняк подошел к Войко, следом за ним от костра поднялись Тиир и еще четверо тальбов. — Пришло время искупить нашу вину, братья. Молитесь за меня, и да пошлют нам удачу Боги Покровители.
— Пусть пребудет с тобой их сила и мудрость! — хором отозвались полторы дюжины мергейтов, окружая Мадьока. — Сделай, что должен! Помоги освободить наших братьев от чар Чужого Бога!..
Тиир пронзительно-свиснул, и из мрака появился тальб на чудесном белом коне, за которым следовало еще пять или шесть оседланных лошадей.
— Больше тебе ничего передать не ведено? — обратилась Эйя к Войко. Тогда садись к костру и отведай настойки, о которой я говорила. А ты, Мадьок, бери Страшарова жеребца. Иначе господин управитель чуть свет сюда заявится и воплями своими весь лагерь перебудит.
Ни тальбы, ни мергейты, несмотря на поздний час, не собирались укладываться спать, из чего Войко заключил, что они осведомлены о планах Асверии и Рильго-на не в пример лучше, чем обитатели Хмельной Горы. Он уже намеревался вслух возмутиться этим, но тут его посетила мысль о том, что, быть может, это вовсе не несправедливость, а проявление заботы Асверии о своих людях. Ведь для большинства тальбов война с мергейта-ми и таинственным Подгорным Властелином все еще оставалась детской забавой, тогда как даже самые тупые из керговцев уже поняли — от исхода ее зависит не только их благополучие, но и сама жизнь.
Войко промолчал и, принимая из рук Эйи кубок с медовой настойкой, улыбнулся тальбийке мудрой стариковской улыбкой. Даром что шустрая девица родилась во времена, когда его прапрабабка была еще девчушкой-хохотушкой и не помышляла о женихах.
Даманхур не питал иллюзий относительно того, почему каттаканы проявляют о нем такую заботу. Рильгон и его родичи, не любившие вмешиваться в людские дела, сознавали, что даже если им удастся совместными усилиями уничтожить Подгорного Властелина, войско степняков еще долго будет разорять народы Восточного материка, ежели уже теперь не принять необходимых мер. Возьмутся ли мергейты за создание единого государства на завоеванных землях или же погрязнут в междоусобицах, не имело особого значения. И в том и в другом случае крови прольется немало. Для предотвращения этого войско Гурцата надобно разбить, и сделать это можно лишь объединенными силами высадившихся на западное побережье аррантов, запершихся на Дангарском полуострове саккаремцев и отступившими к северной границе своей страны нарлаков. Причем тянуть с объединением сил ни в коем случае не следовало, поскольку, получив известия о вторжении аррантских лагиторов на захваченные им земли и последующем пленении нардарцами Цурсога, Хозяин Вечной Степи изменил свои планы и, вмес то того чтобы добивать войско нарлакского кониса, повернул свои тангуны на юг.
Очень может статься, Рильгон и не принял бы участия в судьбе Даманхура, ежели бы Туринхур рвался сразиться со степняками. Однако второй сын шада отнюдь не стремился помериться силами с Гурцатом. Сознавая, что окруженный горами Дангарский полуостров недосягаем для мергейтов, пока те не решатся пересечь отделявший его от Мельсины залив на кораблях, он не собирался воевать с ними. Не веря в возможность освободить Саккарем от захватчиков, Туринхур желал сохранить за собой хотя бы Дангарскую провинцию. Разумеется, Рильгону ничего не стоило освободить брошенного в темницу Ани-Бахра, но возвести его на Золотой Трон оказалось бы значительно труднее, чем вернуть этот саккаремский престол Даман-хуру. Войска и жители Дангары помнили принесенную ему клятву верности, Туринхуру не в чем было каяться перед отцом, так что возвращение его к власти могло обойтись без кровопролития. Тем паче если ему удастся заручиться поддержкой кое-кого из высокородных, состоящих в свите его второго сына.
