Хотел бы еще раз посмотреть на них. Но я постоянно терзал себя мыслями, подобными этой: «Все скоро закончится, и ты прекрасно понимаешь это.
Не имеет значения ни то, что ты делаешь, ни то, сколь труден будет твой выбор».
Обед прошел, как всегда, замечательно: вкусная еда, обилие веселья и шуток. Я видел, как люди любят двух саанаэ, обступают их, непринужденно болтая.
Некоторые из повстанцев знали несколько слов на их языке. Стоуншэдоу это, казалось, нравилось.
Марш чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше — он расслабленно сидел рядом со мной и потягивал домашнее пиво из тяжелой стеклянной кружки с эмблемой школы Чепел Хилл выпуска 2139 года.
В том году мой и его отцы закончили школы.
Майк Итаке закончил ее в 2143 году. Все они были умными, блестящими молодыми людьми, подающими огромные надежды в мире неограниченных возможностей. Иногда у них возникали вопросы: «Придут ли чужаки снова, или тот одинокий поврежденный корабль-разведчик взорвался среди звезд». И тут же находились ответы: «Может быть, мы потеряны для них, чужаки не смогут нас отыскать до тех пор, пока мы не подготовимся к отражению нападения».
Когда оно произойдет?
Никто не знал, что оборудование, которое мы захватили, было изготовлено по военной технологии хруффов. Оно оказалось воздушными ружьями и деревянными безвредными мечами по сравнению с высокоразвитой технологией расы господ, повелителей Вселенной. Никто из землян ни разу не видел Шенадаз.
Следующий вечер я провел с Алике на холме, лежа и глядя на звезды, закрывая ей рот поцелуями и усугубляя ее счастье огнем желания. Я полу раздел Алике, не обращая внимания на ее протестующие крики, что нас якобы могут увидеть люди, игнорируя тени у костров. Вдруг женщина успокоилась, положила руку мне на плечо и посмотрела на меня своими серьезными, печальными глазами:
— Что-то случилось?
У меня в груди сильно кольнуло, меня мучило нечто, похожее на угрызения совести. «Эти люди — твои друзья, а эту, женщину ты любишь».
— Что бы там ни было, ты можешь мне все рассказать, Ати.
Да, почти, но не все. Я отложил свои переживания далеко в область подсознания и сказал себе: «Спрячь их в сейф, закрой крышку, крепко запри, выброси ключ, сверкающий, как серебряная звезда, в черное море какой-либо выдуманной ночи».
Женщина проговорила:
— Я знаю, ты, возможно, должен вскоре уехать, Ати. — Она бросила на меня печальный взгляд. Печальный, но храбрый, затем посмотрела в глаза, явив моему взору затаившиеся слезы, а губы раздвинула в широкой улыбке: — Время от времени ты будешь приезжать, я знаю это…
Я медленно кивнул, положил руку ей на живот и, расстегнув молнию ее брюк, добрался до мягкой ткани трусиков.
— Прости, Алике. Если я останусь, они…
«Что? Что я должен сказать ей? — Если я останусь, они начнут следить за мной. И все это…» — Я обвел взглядом большую территорию внизу, где копошились люди и горели костры.
Алике обняла меня, крепко прижала к груди и продержала так некоторое время. Затем мы занялись любовью под звездным небом, люди у подножия, может, и наблюдали за нами, но женщину это не волновало. Ее больше заботили наши чувства.
Была полночь. Я сидел на вершине холма, окруженный гнездом из коричневой травы, сделанным нашими совместными с Алике усилиями, и смотрел вниз, на спящий лагерь, на палатки, едва освещаемые светом звезд и луны. Луна находилась прямо над западными горами.
В лагере не наблюдалось никакого движения. Не раздавалось ни звука. Ветер нежно обдувал мою спину, угрожая вызвать мурашки, пожухлая трава колола ступни. Алике, должно быть, спала, лежа в нашей палатке.
Когда я вышел по малой нужде, то увидел Марша, стоящего в одиночестве. Он улыбнулся, хлопнул меня по плечу и отправился в свою палатку, чтобы очутиться рядом с Сэнди, свернуться около нее калачиком и уснуть.
Наступит завтра, и работы полным-полно… Наблюдая за его уходящей спиной, я сдерживался, чтобы не попрощаться с ним: «До свидания, Марш Донован».
Я взял трубку и через сеть попросил соединить со Шрехт.
— Привет, Ати. Я так и знала, что ты позвонишь.
— Не удивляюсь.
Послышался другой голос, ровный, спокойный и деловитый: — Включается система слежения, уровень третий высокий.
Пусть так и будет. Я рассказал Шрехт все, что я видел, что хотел сделать и что мне надо сделать.
Последовало долгое молчание.
— Хорошо, мой друг. — Ее голос звучал нежно и мягко, несмотря на двойную преграду: транслятор и телефон. — Увидимся завтра около местного полудня.
Я сидел до тех пор, пока не установилась луна, а потом отправился спать рядом с Алике.
Всё утро следующего дня я тренировал свою маленькую команду мятежников. Мирное голубое небо лишь кое-где было затянуто золотисто-коричневой дымкой. День стоял жаркий и сухой. Жару лишь несколько смягчал холодный северо-восточный ветер.
Я научил своих подопечных, как нужно управляться с оружием, а маленького парня в скафандре защищаться от пластиковых пуль. После каждой атаки я отводил бойцов в сторону и показывал небольшие белые вмятины — следы попадания, попутно объясняя, какие именно места тела наиболее уязвимы. Шли часы, и наш маленький человечек становился все опытнее и опытнее, опуская голову, чтобы лучше переносить удары в лицо, прижимая руки к груди, двигаясь быстрее, чтобы не позволить никому зайти за спину.
Да, но саготы тоже могут научиться воевать.
Можно, конечно, предположить, что события будут разворачиваться по их плану, что ни один вооруженный до зубов монстр не упадет на них с неба и не покончит с этими глупыми, детскими играми. Притворство, возведенное в квадрат, — так я называю подобные ситуации.
А сейчас повстанцы разбрелись по полю и уселись группами, жуя завтраки, обсуждая учебный бой с человеком в скафандре, который на время отдыха снял с себя свою вторую кожу. Он блестел от пота, лицо приобрело свекольно-красный оттенок. Я мысленно отметил, что после завтрака мне необходимо будет показать ему, как отрегулировать систему охлаждения.
«Притворство похоже на наваждение», — теперь я понимаю истинность этого высказывания.
Мы с Алике шли через широкое желто-коричневое поле долины Дорво, держась за руки, что уже вошло у нас в привычку, неся с собой завтрак, который собирались уничтожить на высокой скале. Эта скала находилась на самом краю леса, ее ласкало солнце, обдувал ветер. Мы сели на вершине и обратили свои взоры вниз. Там, подобно муравьям, копошились друзья-повстанцы, которые, очевидно, тоже решили перекусить сандвичами с печеночным паштетом и сыром, домашней выпечки хлебом грубого помола и тому подобной, нехитрой снедью.
