Торгвальд Лютенсвен усмехнулся, когда увидел Эрмата.
– Это и есть ваш целеустремленный охотник за медалями? – спросил он. – Гм.
– Что с тобой? – только и сказал Яношев.
Он с тревогой вгляделся в изнуренное лицо своего лучшего ученика. Когда тот, разминаясь легким весом, с топотом ушел в длинные низкие ножницы и едва удержал штангу, Григорий охнул и быстро посмотрел на Торгвальда. Тот казался невозмутимым.
Потом Яношев заметил синяки на руках воспитанника и быстрым движением приподнял его футболку. Выругался.
– Рассказывай, – сказал он звенящим от ярости голосом. – Что с тобой? В бои без правил подался?
– Любопытно, – заметил Лютенсвен. – Вижу, какой-то сбой?
– Никаких сбоев, – ответил Григорий. И добавил, повернувшись к Эрмату: – Продолжай.
Но показать Торгвальду, что есть увлеченный спортсмен, так и не удалось. Эрмат едва шевелился.
– Мерзавец, – прошептал Яношев. – Ну я тебе…
– Любопытно, – снова сказал Торгвальд. – Может, стоит узнать, что произошло? Я не прочь выслушать.
Он рассмеялся.
– Рассказывай, – непреклонно сказал Григорий Эрмату. – Это и есть твоя болезнь? Ты что же, ни разу здесь и не показывался, должно быть?
Эрмату было ясно – сегодня выкрутиться не удастся.
«Принесла нелегкая. Интересно, кто это с ним? Наверняка все из-за него».
Признание о Далином подарке разъяренный тренер выбил из него быстро. В присутствии Лютенсвена он наорал на своего подопечного и пообещал выгнать из спортзала. В глазах Яношева стояли слезы – такого позора он не испытывал даже тогда, на своем последнем выступлении.
Торгвальд, посмеявшись и утешительно хлопнув Григория по плечу, отбыл.
– Если еще раз придешь таким на тренировку – мы расстаемся, – сказал Григорий Эрмату. – Если это повторится – я устрою так, что перед тобой закроются двери всех залов.
С этими словами Яношев покинул своего подопечного.
«Я не вижу места спорту в будущем».
…Против своей воли, но Торгвальд все же несколько заинтересовался происходящими в спортивной жизни событиями. С помощью нескольких звонков он даже вышел на Паунда и попытался побеседовать с ним, дабы выяснить его точку зрения. Торгвальд всегда действовал напрямую. Однако, узнав, что речь пойдет о произошедших изменениях в кодексе, Жан-Франсуа отказался от беседы.
– Мне надоела эта шумиха, – сказал он. – Мне надоело в тысячный раз повторять: я, как здравомыслящий человек, против того, чтобы кто-то насиловал себя подобным образом. Когда мне предлагают выжимать из одних людей последние соки ради того, чтобы они развлекали других людей, – я отвечаю: этому не бывать.
– Но в том сам принцип борьбы, – недоуменно сказал Торгвальд. – Спортсмены идут на это добровольно, не вижу в том ничего плохого. Человек отдает свои соки в обмен на…
– Кто не видит? Вы? Господин Лютенсвен, это не серьезно. Кто вы такой, чтобы решать, что есть спорт? Повторяю – ни о каком безжалостно-потребительском отношении к спортсменам говорить я не желаю.
Глава Антидопингового агентства отключился.
Торгвальд пожал плечами.
«Видимо, спорт обойдется без меня. Хотя Паунд забыл попрощаться. И вообще был нелюбезен».
В переоборудованном под «Школу магии» подвале раздался тягучий медный звук.
– Клиент? – удивился Михаил. – Рановато.
– Наверное, не терпится… – сказала Кайяна.
– Открой.
…На пороге стоял громадный человек. И хотя он был стар, в серых глазах его сверкала неукротимая сила – так по крайней мере показалось девушке.
«Будто какой-то бог северного ветра, – подумала любившая древний эпос Кайяна. – Глаза человека, который не раз видел бушующие в ледяных морях шторма».
– Мое почтение. Торгвальд Лютенсвен, корпорация «Норд», – сказал гость. – Могу я поговорить с хозяином «Школы магии»?
Яношев брел вдоль финишной прямой биатлонной трассы. Синий спортивный костюм висел мешком на его огромной фигуре. Вышитый на куртке белый медведь – символ Олимпиады – выглядел сморщенным и жалким.
Красочное открытие, отрепетированное и фееричное, привлекло немалое внимание мировой общественности. Сияние и громкие побрякушки нравятся всем. Но Яношев знал, что на втором месте по популярности в эту зиму будет красочное закрытие Игр. Он уже несколько раз проходил мимо крошечных групп зрителей. Они громко хохотали и чокались дымящимися пластиковыми стаканчиками. Хватали сосиски из термоса и выглядели случайно забредшими любителями пикников в поисках экзотики. Но Григорий не смотрел на них, он раз за разом бросал взгляды, полные бессильной ненависти, на высоко воздвигнутую шикарную ложу с видом на финиш. Там из толпы оживленно переговаривающихся персон выделялся человек, стоящий в стороне и хладнокровно взирающий на лыжню.
– Франсуа Паунд собственной персоной! – раздался со спины могучий низкий голос, заставивший вздрогнуть.
Яношев обернулся и встретил холодный взгляд серых глаз Торгвальда Лютенсвена.
– Да, – сказал он, даже не удивившись встрече с Викингом.
– На первый взгляд неприятная личность, – заметил Торгвальд. – Да и на второй…
– Пришел убедиться, что со спортом покончено, – с горечью сказал экс-чемпион.
И он вновь посмотрел на далекую ложу.
Единственный не в олимпийской одежде, а в темном костюме, выглядывающем из-под небрежно накинутой на плечи длинной дубленки, высокий и худой как жердь, Паунд смотрел вниз с непроницаемо-равнодушным видом. Казалось, ему отпустили недостаточное количество кожи, чтобы обшить череп, и ее пришлось натягивать туго-туго. Однако это не разгладило многочисленных морщин, словно кожа изначально была старая, намертво ссохшаяся. Торгвальд ощутил сильный зуд в кончиках пальцев – так захотелось провести по тугой ребристой поверхности.
– Очень неприятная личность. Торквемада и только, – сказал глава корпорации «Норд», доставая из кармана пузатую фляжку и молча подавая ее Яношеву. Тот махнул два больших глотка и побрел вместе с Викингом к навесу неподалеку.
Навстречу поднялись мужчина и женщина и синхронно поклонились. Яношев не смог сдержать ответный поклон. Торгвальд улыбнулся, словно ему показали любопытный фокус.
– Великолепно! Я не устаю вами восхищаться, – сказал он.
Яношев смотрел непонимающе, но потом его внимание отвлекла группа фигурок лыжников, показавшихся из-за лесистого гребня.
– Григорий Яношев! – крикнул кто-то. Биатлонистов закрыл высокий и тощий мужчина. Из-за растрепанной копны длинных волос торчала длинная профессиональная камера. Подбежал второй – копия оператора и сунул к самому лицу Яношева микрофон на длинном штативе, словно кусок мяса в клетку опасного льва.
