в сутки и вставал посвежевшим и деятельным с песней. С годами слегка одряхлевшие мышцы наполнились упругостью под посвежевшей кожей, мощные пульсации помолодевшего сердца разогревали кровь. Ничто ему не мешало работать за себя и Соколова. Рабочие с удивлением и даже с некоторой опаской посматривали на него, а Щербаков мрачно отвечал на его небезобидные шутки и уходил с Камиллом к другим бригадам, точно избегал общения с Дудко.
Где-то пропал проклятый Убо и колдун Нгубо, уведший зверя в канитель джунглей.
Строительство дороги набирало темпы, и на месте былого холма Убо плотной тёмной лентой лежал асфальт, своим существованием не оставляя места для легенд и суеверий. Далеко впереди намечал трассу Владимир Макаров.
Но через неделю, к вечеру – Глеб полоскался в душе – в импровизированный посёлок дорожников пришёл, едва передвигающий ноги, Нгубо. Он сел перед дверью вагончика душевой и на расспросы Камилла не отвечал, ожидая выхода Дудко. Тот, жизнерадостный, проголодавшийся, приятно ощущая своё здоровое, сильное и гибкое тело, вышел из вагончика и почувствовал приближение чего-то неизбежного. Перед ним сгрудились маленький, обугленным поленцем, Нгубо, встревоженные Щербаков и Камилл, толпа любопытных рабочих.
На лице бульдозериста ещё блуждала недоуменная улыбка, а Нгубо слабым прерывистым голосом стал что-то говорить, от чего Камилл и рабочие заволновались и даже подались на шаг назад.
– Он говорит… – у Камилла дрожали губы. – Это он, Нгубо, много-много лет назад приказал закопать Убо… Если Убо посмотрел на человека и человек остался живым, то он становится… бессмертным… Да бессмертным и повелителем Убо…
Дудко перестал вытирать голову углом полотенца, перекинутого у него через крутое плечо, едка ли ещё понимая переводчика, который, продолжая говорить, медленно отступал от непроизвольных шагов Глеба, сделанных, чтобы лучше слышать.
– Нгубо был повелителем Убо почти полтысячи лет. Убо закопали, чтобы не было других бессмертных и его повелителей, потому что с появлением нового бессмертного старый умирает… Тогда Нгубо не хотел умирать… Сегодня Нгубо умрёт в полночь. Он сделает это с радостью. Он устал жить… Теперь бессмертный и повелитель Убо ты, белый человек… – Камилл помолчал, ожидая, что ещё скажет Нгубо, и добавил от себя: – Это ты, Глеб Дудко!
Тут же у Нгубо подкосились ноги, он упал маленькой кучкой костей, обтянутых, будто спечённой временем кожей, блаженно ожидая своего смертного часа.
– Этого не может быть! – крикнул Глеб, обожжённый пониманием произошедшего. Так вот почему к нему вернулась молодость, вот почему он стал и продолжал становиться другим.
От его возгласа многие рабочие отбежали на почтительное расстояние, с ними отступил и Камилл, не сводя с Дудко округлившихся глаз. Даже побледневший Щербаков сделал шаг назад, но пересилил себя и смог сосредоточиться на лице Глеба. Наконец, он стряхнул с себя оцепенение и хотел сказать что-то, но тут закричали рабочие.
Из-за края остывающей к ночи дороги, окованный серебристым сиянием, показался Убо и молча и неотвратимо двинулся к вагончикам. Люди нестройной шеренгой отступали, оставляя Глеба одного.
– Что же мне делать? – почти обезумев, обратился он к тем, кто бросил его, к неподвижному комку Нгубо.
Но люди уходили от него, а Нгубо уже ничего не слышал.
Глеб осознал, что его бояться не меньше, чем самого Убо, что его не понимают, ведь между ними и им упала и обозначилась неосязаемая пропасть – тень разобщающего времени бытия…
И вдруг он услышал. Убо позвал его, и столько неожиданного открылось в его зове, что Глеб помимо воли глянул в бездонные печальные глаза странного зверя и прочитал в них свою судьбу.
Она вселяла надежду…
Оглушённый и безразличный ко всему Глеб, в сопровождении или сопровождая Убо, несколько дней бродил около строящейся дороги, подсознательно не рискуя забираться далеко в сторону от неё. И все эти дни не ел. Звери его обходили. Ночью он иногда лежал, пытаясь заснуть, но чаще шёл напролом через заросли кустов и трав, дорывая комбинезон, либо выходил к берегу речки и замирал сидя или стоя до рассвета.
Наконец, поздно вечером он пришёл в себя, во всяком случае, смог критически осмотреть себя и адекватно оценить своё поведение. Вернулась способность размышлять и осмысленно отреагировать на случившееся с ним.
Они как раз с Убо вышли к речке неподалеку от того места, где когда-то был холм. Почти рядом по шоссе прожужжала машина – кто-то проехал по побережью из лагеря строителей.
Непостижимо быстро темнело.
Звёздная ночь отрезала Глеба ото всего мира. Он сидел на песчаном валке, опершись спиной на крутой бок Убо. Спине было покойно и мягко от пружинившего руно зверя. Тускло, отражая звёздный свет, отражали глаза-плошки.
Глеб думал.
Бессмертие?.. Бред выжившего из ума старика или правда?.. Может быть и правда. Сидит же он рядом с Убо, а Коля Соколов умер… А он вот сидит! Повелитель Убо!.. Тьфу! Дикость!.. Да и нужно ли ему бессмертие?
Вся жизнь его, в которой было всякое – и плохое, и хорошее – прошла перед ним славными туманными видениями. Прожитое – как один солнечный день… Совсем недавно был мальчишкой, а теперь вот пятый десяток на исходе… А что может помнить бессмертный? Череду серых никчёмных дней и событий. Спать он перестал, значит, и ночей тоже.
«Но сам-то я, каким был, таким и остался? Или нет?» – спрашивал он самого себя.
Сжал кулак, ощутил в руке силу. Вздохнул – изменился он, помолодел лет на пятнадцать, а то и больше. Энергии хоть отбавляй. А как работать хочется! Сейчас бы в машину и – пошёл. Даже руки зашевелились в такт мыслям, словно рычагами подвигал.
«Что же теперь делать?» – не выходящий из головы вопрос. Как привязан к Убо. Может быть, опять его закопать? Бульдозером на него надвинуться, загнать куда-нибудь, завалить землёй и забыть?
Нет и нет…
– Эй! – он ткнул локтем зверя. Тот не отреагировал. – Исчадие! Тебя кто-нибудь послал на Землю? А?.. Если ты оттуда… – Глеб показал пальцем в небо и посмотрел на серебристую рябь звёзд, заглянувшую в его глаза своей необъятностью так, что он замолчал, поражённый не то догадкой, не то уверенностью, и ещё раз ударил Убо локтем. – А?.. Чёртова тарелка!..
К полуночи вдруг похолодало, но тепла от Убо не было, как ни старался Глеб использовать его волосяной покров. Впрочем, возможно, он заболевал, и поэтому тёплая ночь показалась ему холодной. Он встал, походил вокруг Убо, ощупал его руками. Убо сегодня не был похож на себя – каменная холодность и неподвижность, а глаза, идеально округлые и выпуклые, потускнели.
– Ты что, в спячку впал?.. Убо!
Глеб попинал его в бок. Убо, похоже, весил не очень много, песок под ним почти не проседал, и у Глеба вдруг созрел простой план. Что если перевернуть зверя, пока он и вправду спит? Его
