Я замер.
— Одного я не понимаю, — продолжал Костенко. — Как тебе удалось переговорить с тем сумасшедшим полковником и остаться в живых?! Что ты ему сказал такого, что он вас отпустил?
— У каждого свои секреты, — уклончиво ответил я.
— Согласен, — склонил голову Костенко. — Однако того, что я сейчас сказал, по-моему, достаточно. Теперь ты веришь в то, что хронограф существует?
— Допустим, — ответил я.
— Тогда давай допустим и то, что я могу изменить прошлое, — неожиданно заявил Костенко. — И то, что я собираюсь это сделать.
— А зачем? — Мне действительно было интересно, чем Костенко не устраивает существующее положение вещей.
— Зачем? — переспросил Сергей Антонович. — А ты оглянись вокруг! Неужели ты считаешь этот мир совершенным? Какое у тебя жалованье? Пять тысяч франков? А ты знаешь, что средний заработок по провинциям не превышает пятисот франков? Ты не в курсе, что уже сейчас грамотность населения падает? Ты не был в Мемфисе? Не видел нового оружия? Оружия, способного разнести на куски всю планету! Ты не знаешь о том, что со следующего года для того, чтобы завести ребенка, жители центральных губерний Восточной Империи обязаны будут выбивать лицензию? Как в Великой Колумбии!
— Но-но! — проворчала Кира. — Колумбия ему не нравится, видите ли! Между прочим, живут там люди, и — ничего! Превосходно размножаются! Несмотря на лицензии…
Костенко посмотрел на Киру как на досадливую помеху и продолжил:
— А все потому, что сегодня примерно три четверти населения сконцентрированы в центральных губерниях! А остальные люди прозябают в нищете, почти без надежды на лучшее будущее!
— Хорошо у вас получается, Сергей Антонович, — ответил я. — Да, безусловно, вы правы. Все так и есть. Но уверены ли вы, что в иной реальности — в той, которую вы так упорно пытаетесь создать — не будет того же самого? Я видел карту на вашей ЭВМ, — при этих словах Костенко слегка вздрогнул, — и первое, о чем я подумал, это о количестве военных конфликтов. Распад Империй и Королевств не обойдется без крови. Кстати! Вы не знаете, что в результате ваших действий население сократится на две трети? Действительно! Зачем тогда нужно ограничение рождаемости?!
— Ты не понимаешь, Марсель, — возразил Костенко. — Никаких особенных кровопролитий и не будет. Потому что не будет распада Империй. Империи просто не будут созданы. Их не окажется, вот и все! Зато каждая губерния, каждый департамент, каждый штат — все получат полную свободу! Свободу и независимость! Они не будут уже должны кормить метрополию или центральную губернию! Они смогут работать НА СЕБЯ! На свой народ!
— А более сильные соседи смогут все это у них отобрать! — заявила Кира. — Красота!
— Да помолчите же вы, девушка! — рассердился Костенко. — Разве вы не читаете газет? Разве вы не видите, что до сих пор все губернии и департаменты продолжают мечтать о своей независимости? Восстания в Ирландии и Квебеке! Восстания в Пакистане и Чили! Даже в Австралии!..
— Для меня все это звучит не очень убедительно, — возразил я. — Не знаю, где был бы, например, тот же самый Пакистан без Восточной Империи. Скорее всего под владычеством Западной… Или нет, Англия! Да? Ну уж насчет Индийских губерний — можете быть спокойными! Они бы точно продолжали оставаться «жемчужиной английской короны»! Хороша независимость!
— Я уверен, что со временем они бы сумели избавиться от английского владычества, — заявил Костенко. — Самое главное — дать им такую возможность. Изменить историю!
— Послушайте! — Я выставил перед собой руку, словно пытался отгородиться ладонью от извергаемого им бреда. — Послушайте! Ведь историю изменить нельзя! Не получится это! Нет такого способа, чтобы изменить события, которые уже ПРОИЗОШЛИ! Так не бывает!
— Доказать? — усмехнулся Костенко.
Я замолчал. Действительно, а есть ли возможность предвидеть будущее? Месяц назад я тоже считал, что такое невозможно.
А еще совсем недавно я (и вместе со мной еще очень и очень многие люди!) считал, что невозможны телепортация, энергетическое оружие…
Костенко внимательно смотрел на меня.
— Давай его прибьем? — предложила Кира. — Надоели мне эти бестолковые разговоры. Если до этого придурка не доходит то, что ты ему говоришь, надо действовать решительнее!
— Помолчи, — ответил я и снова повернулся к Костенко: — Хорошо, Сергей Антонович, я вам верю. Допустим, что вы и правда сможете изменить прошлое планеты. Допустим также и то, что вы считаете необходимым поступить именно так. Но я-то считаю иначе! И тут получается следующая ситуация — ваше желание против моего. Для меня лично мое желание имеет гораздо большее значение, нежели…
— Марсель! — прервал меня Сергей Антонович. — Марсель! Перестань, пожалуйста! Я хорошо понимаю тебя, но и ты постарайся меня понять — будет так, как будет! Так, как Я решил! И у тебя не получится мне помешать. Ты же сам сказал, что нет такого способа, чтобы изменить историю. Вот и воспринимай меня как еще одно историческое событие. Которому нельзя помешать произойти!
— Вы ошибаетесь, Сергей Антонович, — возразил я, поднимаясь с кресла и извлекая из кармана плаща «Консул». — Такой способ есть.
— Нет, Марсель. — Костенко тоже встал и снисходительно улыбнулся. — У тебя ничего не получится.
— Почему? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Костенко.
— Нет, почему вы так уверены, что у меня ничего не получится?! — пояснил я свой вопрос.
Этот его ответ (и особенно — совершенно искренне-недоуменное пожатие плечами) меня ошарашил. Но все же гораздо меньше, чем то, что услышал следом.
— Потому что я знаю будущее, — просто ответил Костенко. — Я не могу просмотреть будущее дальше чем на десять — двенадцать лет вперед. Но я знаю, что в течение по крайней мере следующих двенадцати лет смерть мне не грозит.
— А если я все-таки выстрелю? — поинтересовался я.
Это было самой настоящей бравадой. Я совсем не был уверен в том, что решусь выстрелить в Сергея Антоныча. После этих его слов…
Нужно на него рассердиться, подумал я. Нужно, чтобы он сделал что-нибудь такое, после чего я бы смог подумать: «Ах так?..» И выстрелить. Сразу же выстрелить, не ждать, пока чувства вновь смогут взять верх над разумом.
И Костенко сделал то, чего я от него ожидал.
Не переставая улыбаться, он приглашающе развел руки в стороны и снисходительно произнес:
— Стреляй!
Я человек воспитанный и не люблю, чтобы старшие о чем-либо просили меня дважды. Поэтому я быстро, чтобы не передумать, поднял свой «Консул» и дважды нажал на курок. Собственно говоря, достаточно было и одного раза. Потому что пистолет не выстрелил.
