- Здесь птицы не поют... и травы не растут... и только мы... лицом к лицу... врастаем в землю тут... горит и кружится планета... над нашей родиною дым... а значит нам нужна одна... победа... одна на всех... мы за ценой не постоим... нас ждет огонь смертельный... но все ж... бессилен он... сомненья прочь... уходит в ночь... отдельный... десятый наш... десантный... батальон... десятый наш... десантный... батальон...
Последние слова он орал на всю Вселенную, перебивая свою боль. И песня таки помогла дойти ему до первых огородов какой-то деревеньки.
Цепляясь за плетень, он практически дополз до ближайшего дома и собрав все оставшиеся, последние, в самом буквальном смысле этого слова, силы, ударил окровавленным кулаком несколько раз в темное окно и рухнул на крыльце, словно срубленное безжалостным садовником дерево с худыми плодами.
16. 11 мая 1994 года. Среда. Россия. Горьковская область. Шахунский район. Село Огородники.
Первое, что он сделал, когда проснулся, даже еще не открыв глаза - хрипло засмеялся.
В третий раз уже! Просыпаться в незнакомом месте, разглядывать потолок, а потом отвечать на дурацкие вопросы! Так и привыкнуть можно. Впрочем, может быть и надо привыкать? Сколько еще таких просыпаний ждет его в психушке или тюрьме?
А когда воспаленные, опухшие веки приоткрылись, то разглядели бревенчатый потолок типичной деревенской избы. А когда взгляд его пополз ниже, то наткнулся на знакомый лик того, самого старичка, который не то привиделся тогда в крымском глухом лесу, не то и в самом деле спас его тогда. Если, конечно, не притворялся им Белиал.
"Прости, Господи, что не тебя первого вспомнил утром!" - мысленно извинился Лешка и перекрестился на лик высоколобого старика с добрым взглядом.
- Верующий, что ли? - сказал кто-то за его спиной.
- Не знаю еще. - Ответил Лешка.
- Как это? - в поле зрения появился пожилой мужчина невысокого роста, с длинными, седеющими волосами, забранными в хвост.
- Да вот так вот получилось! - попытался привстать студент, но тело так заломило, что он без сил рухнул обратно на узенькую кровать.
- По тебе что, каток проехал? Живого места нет, весь синий, только нога краснущая, вся в пузырях.
- Что-то вроде катка. Меня Алексей зовут. - Представился Лешка.
- А меня отец Геронтий.
- Вы священник?
- Угадал. Иерей я. - согласно кивнул собеседник.
- Вот вас-то мне и надо. - Порывисто сказал Лешка.
- Врача бы тебе надо сначала. Да у нас на селе его нету. Даже фершала нету. В райцентр надо тебя везти. Да вот как? Ну пока отлежишься у меня. А ты что тощой-то такой? - внимательно рассматривал студента священник.
- С детства. Никак отъестся не могу.
- С ногой-то что? Эвон как волдырится.
- Обварил в поезде кипятком.
- В поезде?
- Да, а потом выпрыгнул на ходу, и вот, сюда добрел.
- Погоди, тут до линии одиннадцать километров! Ты как дошел-то?
- Вот так и дошел...
- Господи, Господи... - тяжело вздохнул и перекрестился отец Геронтий. - Чудны дела Твои! На-ка я тебе бульончику куриного наварил, попей. День сегодня хоть и постный, да ведь суббота для человека, а не наоборот. Только не обварись опять.
Невероятный, дымный вкус бульона ожег горло, а измученный желудок едва не исторг острой коликой первый же глоток, но успокоился и смирился с необычной для него последнее время обязанностью - принимать еду.
- Блаженство какое! - всхлипнул Лешка, когда вновь откинулся на пышные подушки. - прямо как в нирване!
- А чего это за зверь такой, нирвана? - перепросил его священник.
- Нирвана? А вы что не знаете? - удивился невежеству отца Геронтия Алексей. - Это рай на Востоке. Полное растворение своего "Я" в божестве. Когда полностью отсутствуют и желания, и эмоции, и сознание.
- Да? Какой удивительный рай... Больше на ад похоже. - Почесал бороду отец Геронтий.
- Почему же ад? Блаженство же!
- Как же блаженство, если чувств нет? Да и чем же ты испытываешь это само блаженство, если твоего "Я" просто-напросто нет? Просто самоубийство какое-то. Да. Только духовное самоубийство.
- Вот как?
- А ты сам подумай. Полежи да подумай. А мне в храм надо, на требу.
- Отец Геронтий, а у вас не найдется чего-нибудь почитать?
- Да как же не найдется? На-ка вот, Святое Евангелие почитай. Читал ни-то когда?
- Да так, листал как-то...
Новый Завет и впрямь, рекомендовал читать им еще в кружке экстрасенсорики Учитель. Правда, он говорил, чтобы они особое внимание обратили на места, где великий учитель человечества исцелял хромых и слепых. Одна тетушка-энерготерапевт так впечатлилась исцелением незрячего, что потом каждое утро наплевывала целую баночку слюны, заряжала ее и протирала свои коньюктивитные глаза. Уверяла, что помогло. Через несколько дней, стала уверять, что вылечила глаукому у престарелой ее бабушки. Потом она стала пользовать волшебной слюной от близорукости и дальнозоркости своих пациентов. Чем дело закончилось, Лешка не знал, так как началось то, что приключениями звать уже никак не хотелось.
- Ты подряд-то не читай. Начни с Евангелия от Матфея. Оно попроще, чем от Иоанна. Но поискуснее, чем от Марка. Да и от Матфея самое ранее Евангелие. Он подчеркивает больше человеческую природу Христа. Впрочем, сам поймешь, когда почитаешь. - Взял, перекрестясь, книгу с полки отец Геронтий. А затем приложился к ней губами и лбом. - Держи.
Лешка взял маленький черный томик из рук священника. Тот неодобрительно покачал головой и вздохнул.
- Что не так? - спросил его Лешка.
- Ты крещеный, али как? - с укоризной сказал священник.
- Да. Батя крестил меня. В 1987 году. Правда на Украине, в Донецкой области. Дома-то еще нельзя было.
- Коли крещеный, так ты это, когда Святое Евангелие берешь, крестись. И поцелуй его.
- Чего это целовать-то? - возмутился было Лешка.
- Так ведь это святыня! - резко обрезал его возмущение отец Геронтий. - Ладно, поговорим потом. Читай, а я пошел. Некогда.
Лешка открыл книгу, помолчал. А потом, украдкой повертев головой, как-то воровато, словно чтоб никто не заметил, ткнул губами в обложку, пахнущую ладаном и чем-то еще далеким-далеким, из самого раннего-раннего детства. И погрузился в чтение, листая страницу за страницей.
И перед его внутренним взором возникали одна за другой картины Нового Завета - вот ангелы приходят к почти девочке Марии, вот Она лежит в хлеву с Новорожденным на руках, вот мудрецы с востока положили к ногам их золото, ладан и смирну. Вот едут трое - молодая женщина, ребенок и старик в земли Египетские, а царь Ирод вырезает всех младенцев в городе Вифлееме и его окрестностях. Вот уже Иисус крестится в у назорея Иоанна, а вот сатана искушает Его в пустыне. Громовые и, одновременно, тихие слова Нагорной проповеди и бесов изгнание в земле Гергесинской. Притчи и чудеса, проповеди и исцеления. И сад Гефсиманский, и поцелуй Иудин, и отречение Петра. Издевательства толпы, избиение легионерами, и гвозди, гвозди в руки и ноги. И смерть. И Воскресение.
