Что ж, гипотеза вполне правдоподобная, и Фаррел не стал бы делиться ею без достаточных на то оснований. Но ничего конкретного посол не сказал.
— Любопытная аналогия. Я даже готов принять вашу… гипотезу. Но при чем тут рисунок морского ежа? Он-то чем так насторожил этот комитет?
Бесшумно подкативший шаттл распахнул двери. Фаррел кивком пригласил Дункана внутрь.
— Не знаю, Дункан, утешат ли вас мои слова, однако вы оказались в замечательной компании. Я бы отдал изрядную долю своей скромной пенсии, чтобы услышать, о чем сейчас говорят мистер Смит и его невидимые друзья.
Дункан стоял возле окна в апартаментах Калинди и смотрел на запруженную машинами Пятьдесят седьмую улицу. В холодном воздухе зимнего вечера кружились снежинки, кружились и таяли, едва достигнув тротуаров с подогревом… Но сейчас лето, а не зима. И машины, что беззвучно несутся сотней метров ниже, годятся лимузину президента Бернстайна в прадедушки.
Дункан смотрел в прошлое. Возможно, эту голограмму сделали в конце двадцатого века. Умом он понимал, что находится не над, а под землей, но его чувства больше верили реальности картины за окном, чем доводам разума.
Наконец-то они с Калинди были наедине. Обстоятельства, что свели их, несколько дней назад показались бы Дункану плодом воспаленного воображения. Судьба посмеялась над ним: его желание едва теплилось.
— Что это? — настороженно спросил Дункан, принимая от Калинди узкий хрустальный бокал с кроваво-красной жидкостью.
— Название тебе все равно ничего не скажет, а если я назову тебе стоимость, ты, чего доброго, и пить не станешь. Это пьют медленно, смакуя каждый глоток. Пей. Вряд ли тебе когда-нибудь представится шанс попробовать это снова. Пей, не бойся. Тебе понравится.
Вино (вероятно, это было вино) и впрямь было замечательное: мягкое, сладковатое и, скорее всего, с хорошей дозой успокоительного. Как ему и советовали, Дункан смаковал каждый глоток, наблюдая за Калинди.
Ее жилище поразило его. Предельно простое по убранству, но просторное и разумно спланированное. Стены с окраской крыльев дикого голубя, голубой сводчатый потолок, похожий на небесный купол, и зеленый ковер — иллюзия лужайки. Мебели было совсем немного: четыре мягких стула, письменный стол в виде старинного бюро, шкаф со стеклянными дверцами, полный изящных фарфоровых вещиц, низкий столик, на котором лежали какая-то коробочка и альбом примитивной живописи двадцать второго века. И конечно же, коммуникационная консоль. На экране консоли беспрерывно сменялись хитроумные абстрактные композиции.
Даже без вездесущей силы тяготения все здесь напоминало Дункану, что он на Земле. Он не знал, как выглядят квартиры жителей Луны или Марса, но в этом подземелье он бы точно не согласился жить. Все здесь несло на себе оттенок избыточного совершенства и маниакальной приверженности терранцев к прошлому. Дункану вдруг вспомнились слова посла Фаррела: «Мы не в упадке. Но со следующим поколением на Землю придет упадок». Следующее — это поколение Калинди. Возможно, посол был прав…
Дункан отпил еще глоток, продолжая следить, как Калинди бесцельно бродит по своему просторному жилищу. Подойдя к одному из стульев, она зачем-то его сдвинула. Затем без всякой надобности поправила картину на стене. Потом Калинди вернулась к дивану и села на некотором расстоянии от Дункана. Посидев молча, она взяла со стола коробочку.
— Ты когда-нибудь видел такое? — спросила она, открывая крышку
В бархатном «гнездышке» лежало серебряное яйцо. Оно было вдвое крупнее куриных яиц, которые Дункан попробовал в ресторане отеля «Столетие».
— Что это? Старинный предмет искусства? — спросил Дункан.
— Возьми в руки. Только осторожнее, не урони.
Невзирая на предостережение, Дункан едва не выронил
яйцо. Оно не было тяжелым. Оно было… живым. Дункану показалось, что странное яйцо извивается на его ладони, хотя внешне оно оставалось неподвижным. Приглядевшись, Дункан заметил тонкие перламутровые нити. Они появлялись, вились по поверхности яйца и снова исчезали. Они напоминали волны тепла, но поверхность оставалась прохладной.
— Возьми его обеими руками и закрой глаза, — велела Калинди.
Дункан повиновался вопреки сильному любопытству и желанию увидеть, что же будет происходить с таинственным яйцом дальше. Осязание — чувство, которое надежнее всего рассказывает об окружающем мире, на этот раз подвело его.
Фактура яйца постоянно менялась. Оно уже не казалось Дункану металлическим. Невероятно, но он сейчас держал в руках меховой комочек — маленького пушистого зверька вроде котенка, которому пара недель от роду… Через несколько секунд ощущение мягкости и пушистости напрочь исчезло. Яйцо затвердело и стало шершавым, как наждачная бумага, способная содрать кожу пальцев до крови… И опять — удивительная шелковистая мягкость. Дункан едва подавил желание погладить шелковое яйцо, как вдруг оно сделалось… желеобразным. Казалось, оно вот-вот проскользнет сквозь пальцы. Ощущение было довольно противным, и Дункан усилием воли заставил себя не швырнуть коварную игрушку на ковер. Только мысль о том, что это всего лишь его ощущения, позволяла ему владеть собой… А теперь — дерево. Пальцы скользили вдоль волокон, пока… Пока яйцо не обросло колючей щетиной, больно уколовшей Дункану пальцы…
Были ощущения, которым в его языке не находилось слов; бьши ощущения приятные, нейтральные и на редкость отталкивающие (здесь Дункану вновь понадобилась вся его воля). Когда же его пальцы безошибочно ощутили ни с чем не сравнимое прикосновение человеческой кожи, любопытство взяло вверх. Он открыл глаза. На его ладони по-прежнему лежало серебристое яйцо, только сейчас оно казалось сделанным из мыла.
— Ты можешь объяснить, что это за штука? — спросил Дункан.
— Не надо кричать. С тобой же ничего не случилось. Это всего-навсего тактоид. Слышал про них?
— Нет.
— Забавная штучка. Своеобразный калейдоскоп осязания. Только не спрашивай меня, по какому принципу она действует. Что-то связанное с управляемой электрической стимуляцией. Больше я ничего не запомнила.
— А для чего их используют?
— Ну неужели все обязательно должно иметь практическое применение? Тактоид — просто игрушка. Новая игрушка. Но у меня была веская причина тебе ее показать.
— Конечно. «Последняя земная новинка!»
Калинди грустно улыбнулась, вспомнив свою давнюю излюбленную фразу. Обоим вспомнились далекие дни там, на Титане. Но это было целую эпоху тому назад.
