Система резервного питания наконец включилась. Сначала вспыхнули лампы в нижнем бункере, потом дежурный свет в коридорах около лифтов и в последнюю очередь — освещение жилого блока. Свет моргнул пару раз и вытащил из тьмы комнату, открытую дверь с развороченным замком, Сергея с пистолетом. Больше никого в комнате не было.
* * *
Владимир бежал. Пока не включился свет, нужно успеть оторваться. В жилом блоке прятаться бесполезно. Здесь всё равно найдут. Вниз, в бункер, спускаться тоже нельзя. Там, похоже, прошла небольшая война — кругом неподвижные тела. Выход один — убегать в шахты.
В начале коридора лежал, неловко согнувшись, мёртвый охранник. Владимир перевернул его на спину, стянул с него автомат, размазав кровь по лицу. Голова прострелена… Жутко… Но бояться некогда. Надо бежать!..
Он свернул в коридор, ведущий к проходной. За проходной — ангар с вагонетками, а дальше начинается темнота. Рельсы, стрелки, трансформаторы, лебёдки, установки для подачи воды, металлический хлам под ногами… Как хорошо работают глаза! Несколько метров осталось, и будет совсем темно. Около лица вдруг прошла тёплая волна, что-то надавило на уши, и одновременно из стены брызнул фонтан каменной крошки. Стреляют? Владимир отскочил в сторону, и ещё два выстрела ударили по стене, по месту, где он только что стоял. Где же сволочной предохранитель у этого автомата?!
Он обернулся и дал очередь. Пули застучали по вагонеткам, высекая искры. Пробежал несколько метров, и снова очередь. Дальше, дальше!.. Тут его уже не видно. Последняя очередь назад, не глядя, лишь бы отстали, лишь бы дали дотянуть до великой тьмы. Владимир бросил ненужный автомат. Повернул в коридор, круто уходящий под гору. И пошёл в темноте, восстанавливая дыхание, пытаясь разглядеть, что же там, впереди.
* * *
Теплый майский дождь поливал склоны холмов Южного Урала. Лес уже подёрнулся зелёной дымкой, полезли первые листочки. Было по-настоящему тепло, градусов восемнадцать. После такой длинной, нудной зимы, после снежных заносов, после холодного марта, хмурого апреля — и вдруг сразу, в один день, почти что лето. На пригорках цвела мать-и-мачеха, выбивалась из-под прелой листвы травка. Два бойца 106-й десантной дивизии присели на сырой мшистый камень передохнуть.
— Посмотри, вроде прошёл кто-то к просеке.
— Мерещится. Это дождь полосами идёт.
— Когда, бляха-муха, всё это кончится? Двое суток гоняют по лесу, сволочи! Всё сырое… Жрать хочу, как из пулемёта.
— Не говори ничего про еду. Задолбали… Лови тут хрен знает кого. Давай покурим, что ли.
Бойцы закурили, на минутку расслабились. Рация, поминутно погонявшая приказами, молчала. Только дождь шуршал, да тихонько чирикали неведомые лесные птички.
— Смотри, это уж точно человек.
— Твою мать… Надо вызывать штаб.
— Тихо ты, какое вызывать? Услышит. Приказ был — стрелять сразу.
— Что, будешь в человека палить? А вдруг это лесник?
— Какой, на хрен, лесник? В белой рубашке? Смотри, идёт по просеке. Сейчас в лес зайдёт, и пипец.
— Мать твою в душу! Я никогда ж по людям не стрелял.
— Сиди тихо. Я сам ему вмажу.
Боец снял автомат с предохранителя, лег грудью на камень, прицелился. Стукнул выстрел, один, второй. Человек на просеке упал. Бойцы вскочили и побежали к нему, пригибая головы. Остановились метрах в двадцати.
— Лежит, сука.
— Убил, что ли?
— Хрен поймёт. Давай, штаб вызывай.
Один десантник вытащил из-за пазухи трубку спутниковой связи, начал бубнить в неё позывные. Второй осторожно пошёл вперёд, к телу. Человек лежал на боку, свернувшись калачиком. На нем были потёртые джинсы и светлая рубашка, изрядно мятая, испачканная землёй и кровью. Странный наряд для прогулок по лесу.
— Он точно из-под земли сбежал. Тот самый! Не шевелится вроде.
Боец присел около трупа, потянулся к нему дулом автомата, собираясь перевернуть на спину. И тут труп ожил, откатился в сторону, вытянул перед собой руки. Раздалось «тынц, тынц, тынц». Второй десантник увидел, как падает товарищ, бросил трубку, судорожно вцепился в автомат и дал длинную очередь. Автомат задёргался, ствол повело вверх и вбок, а боец всё палил, пока не опустошил рожок.
Подкрепление подошло быстро, но помогать было уже некому: один десантник лежал на траве и глядел в небо мёртвыми глазами, второй сидел около камня, вцепившись в автомат. Его била дрожь, он бесконечно повторял: «я же никогда… по людям… никогда, мать твою… никогда не стрелял». А в нескольких метрах от них лежал, прошитый очередью, сухопарый мужчина в заляпанной кровью рубашке.
* * *
Владимир слышал выстрелы позади себя. Но оборачиваться не стал — и так всё понял. Оборачиваться было некогда. Вся местность вокруг была заполнена войсками. В сыром низком небе гремели моторы. Мягкую лесную землю рвали на части гусеницы бронированных машин. Радары прощупывали каждый кустик, каждый склон. Цепь автоматчиков шла по просеке. С другой стороны, за небольшим леском, высаживался из вертолётов ещё один отряд. А выше, над всей этой суетой, висели спутники, напичканные сложной аппаратурой, вооружённые мощной оптикой. Куда тут денешься… Прямо перед Владимиром возвышалась скала. Лес у её подножия редел и разбегался в разные стороны, и каменная стена замыкала его путь. Идти больше некуда. По просеке не пройдешь. Через лес нельзя, по нему уже бегут десантники, они будут стрелять без предупреждения.
В каком-то давно прочитанном романе был эпизод — люди убегают от целой армии, спасаются на маленькой моторке, уходят в открытое море. И над ними зависает боевой вертолёт, наводит на них пушку. Один из людей ложится на носу лодки, раскинув руки крестом, и отводит снаряд в сторону. Владимир мог бы лечь крестом. Но не верил в предрассудки, даже сейчас, на самом краю — всё равно не верил. И дед-священник не возник в памяти, не позвал, не осенил… Только она, вот эта странная зверюга на кольце, только она и помогает. Стоит на секунду забыться — и видишь сон, она приходит и ведёт.
Стоп. Ему недавно снился сон, и там всё это было — подземные галереи, просека, лес, каменная стена. И химера пошла прямо на скалу и буквально растворилась между камнями. Ерунда, конечно. Подумаешь, сон. Одно дело сны, а другое дело — идти под пули. Владимир остановился на самом краю леса. Прикинул — до скалы метров сто. Сто раз успеют убить. Как не хочется умирать! Хотя… До тёплого вольного дождичка дотянул всё же. Лесным воздухом подышал. Может, и пора… Владимир вышел из-под ёлок и двинулся к скале, не пригибаясь и не прячась.
