Конечно, подобные истории не произведут на самих Мастеровых никакого впечатления, но ведь они составляют меньшинство населения. Необходимо было убедить всех остальных — прежде всего национальные милиции, — что им ни в коем случае не следует присоединяться к врагам.
Негромко щелкнул сигнал канала связи.
— Да?
— Сэр, Директор Жерро снова хочет переговорить с вами. Он очень взволнован.
Эвери с трудом сдержал улыбку. Видеосвязи не было, но и находясь наедине с самим собой, Эвери старался скрывать свои истинные чувства. «Директор» Жерро, да уж! Возможно, в организации найдется место для этого толстобрюхого Бонапарта, но вряд ли в качестве Директора. Пусть подождет еще несколько часов.
— Пожалуйста, передайте снова мсье Жерро, что у нас здесь весьма напряженная ситуация, которая не позволяет мне ответить ему немедленно. Я свяжусь с ним, как только у меня появится возможность.
— Да, сэр… Здесь агент Лу. Она тоже хочет поговорить с вами.
— Это совсем другое дело. Пусть войдет.
Эвери откинулся на спинку кресла и переплел пальцы. Сквозь окно, занимавшее почти всю стену, он видел земли вокруг Ливермора. Совсем недалеко — примерно в ста метрах под его башней — стояли черно-белые здания современного научного центра, отделенные друг от друга зелеными садами. Дальше, ближе к горизонту, раскинулись ярко-зеленые и золотистые лужайки и великолепные дубовые рощи. Трудно представить себе, что весь этот мир может рухнуть из-за жалких партизанских наскоков Мастеровых.
Бедный Жерро. Эвери вспомнил, как тот хвастался, что создал армию и тайную полицию, в то время как легкомысленные американский и китайский Директора рассчитывают на доверие и добрую волю своего населения. Гарнизоны Жерро контролировали территорию от Осло до Кейптауна. Когда же Мастеровые наконец получили работающие игрушки Пола Хелера, народ и правительства без малейших колебаний выступили против тирана. И выяснилось, что его гарнизонов недостаточно. Большинство из них были к тому времени уже уничтожены. Причем не столько при помощи жалких генераторов пузырей, сколько самыми обычными людьми, которые перестали верить Власти. Одновременно Мастеровые выступили против Анклава Жерро в Париже. Там, где раньше находился штаб европейских Директоров, теперь стоял скромный памятник — трехсотметровая серебристая сфера. Жерро успел ускользнуть в самый последний момент и теперь скрывался в Восточно-Европейской пустыне, стараясь избежать встречи с тевтонской милицией и найти способ перебраться в Калифорнию или Китай. Вполне предсказуемый конец тирании… Однако Эвери будет совсем не просто вернуть себе Европу после того, как он покончит с остальными Мастеровыми.
Послышался негромкий стук в дверь, и Эвери нажал кнопку «открыто», а петом встал, чтобы встретить вошедшую в комнату Деллу Лу. Он показал ей на удобное кресло рядом со своим столом, и они сели.
Неделя шла за неделей, а уважение Гамильтона к этой женщине все росло. Он начал приходить к мнению, что никому не может доверять так, как ей. Она была так компетентна, как любой мужчина из верхних эшелонов власти, и обладала преданностью — не личной преданностью человеку по имени Эвери, как он быстро понял, а преданностью идее Мира. Среди старых Директоров Эвери не доводилось видеть ничего подобного. Современные функционеры Мирной Власти были циничны, они считали, что идеализм является привилегией дураков и рядовых членов организации. А если Делла Лу лишь имитировала преданность, значит, она просто чемпион притворства. За сорок лет Эвери накопил достаточный опыт, позволявший ему правильно оценивать людей.
— Как ваша рука?
Лу постучала ногтем по легкой пластиковой шине.
— Постепенно становится лучше, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Впрочем, я не жалуюсь. У меня был сложный перелом, хорошо, что я еще не истекла кровью… Вы желали, чтобы я оценила возможности наших врагов в Америке?
И всегда такая деловая!..
— Да. На что они способны?
— Я не знаю положения здесь так же хорошо, как в Монголии, но я поговорила с главами администраций регионов и крупными торговцами.
Эвери мысленно усмехнулся. Очень умно: истина наверняка лежит посередине между оптимизмом функционеров и пессимизмом торговцев.
— Мирную Власть поддерживают в старой Мексике и Центральной Америке. Этим людям всегда приходилось несладко; они не верят своим правителям, к тому же там нет крупных коммун Мастеровых. Чили и Аргентину мы скорее всего потеряем: там слишком много людей, способных построить генераторы, чертежи которых передает Хелер. Оставшись без связи со спутниками, мы будем не в состоянии оказать нашим людям в Южной Америке ту помощь, без которой им не одержать победы. Если местное население захочет от нас избавиться…
Эвери поднял руку.
— Проблему с разведывательными спутниками удалось решить.
— Что? Когда?
— Три дня назад. Эту информацию держали в секрете, пока мы не убедились, что все системы работают достаточно надежно.
— Гм-м. Я не доверяю машинам, которые сами выбирают время, когда им начать работать.
— Мы знаем, что Мастеровые сумели проникнуть в некоторые отделы, которые занимались программированием, и испортить контролирующие коды. Все последние недели наши программисты напряженно пытались решить эту задачу, и им наконец сопутствовал успех. Сейчас мы усилили охрану объектов — прежде мы были преступно беспечны. Не думаю, что связь со спутниками может отказать еще раз.
— Что ж, тогда наши контрудары окажутся гораздо эффективнее, — кивнув, проговорила Делла. — Не знаю, будет ли этого достаточно, чтобы сохранить дальний Юг, но в Северной Америке мы останемся хозяевами положения. — Она подалась вперед. — Сэр, у меня есть несколько рекомендаций относительно местных операций. Во-первых, не следует тратить столько сил и времени на поиски Хелера. Если мы поймаем его вместе с руководителями других местных организаций Мастеровых — отлично. Но он уже не представляет для нас дополнительной опасности…
— Нет! — взорвался Эвери.
Через голову Лу он посмотрел на портрет Джексона Эвери, висящий на противоположной стене. Портрет сделали с фотографий через несколько лет после смерти отца. Его взгляд был жестким и непрощающим — таким Гамильтон видел отца множество раз. Нигде в Ливерморе не было больше ни одного портрета вождей Мирной Власти — Эвери категорически выступал против культа личности. Однако сам он прожил последние три десятилетия, сидя под этим портретом. И всякий раз, глядя на портрет, Эвери вспоминал ошибку, совершенную много лет назад.
