– Аркадий Викторович, вы можете бегом? – заторопилась я.
– Разумеется, мой милый друг! – откликнулся он и понесся вприпрыжку.
Мы не добежали буквально нескольких метров до входа в «холодильник», уже зияющего впереди темнотой. Аркадий Викторович сбился с шага, ноги его заплелись и он рухнул лицом вниз.
– Гаврила, берем! – распорядился Олег, подхватывая его безвольно поникшие плечи.
Гаврила оттеснил меня, схватил бессознательное тело подмышки и они втроем впихнулись в ледяной полумрак.
Мы с трясущимся от страха Семеном остались снаружи.
– А Матвея вы куда дели? – спросила я в темноту «холодильника».
– Сидит у двери в «псарню», – донесся голос Олега, – сюда его тащить – только время терять. Ведь главное – ликвидировать причину его боли!
– А-ах! – раздался знакомый восхищенный выдох из темноты.
Это самовнушение – или в самом деле я услышала молодой женский голос, доброжелательно произнесший: «Профилактика завершена»?
– Лопнула гривна? – спросила я, заглядывая. И ничего не видя со света.
– Друзья мои, – веско произнес голос Аркадия Викторовича. – Вероятно у вас есть причины для пребывания здесь, но все-таки, позвольте заметить, холод не благоприятствует…
– Выходим! – приказал Олег, и первый появился в проеме.
Я посторонилась.
Семен с жадным любопытством пытался заглянуть в темноту за наши спины:
– Что, князь, с Сереги тоже теперь сняли гривну?
– Тоже, – вежливо ответил Олег.
– Ой, какое горе! – замахал руками Семен, и, не имея больше сил сдерживаться, расплылся в довольной ухмылке. Как же! Теперь не он один был такой – «разжалованный»!
Но ухмылка его мгновенно померкла, как только из «холодильника» показался Аркадий Викторович.
– Да он же в гривне!… – простонал Семен. – Как же, князь?…
Действительно, красноватая шейная гривна, дарованная Олегом еще Сергею Дмитриевичу, как ни в чем не бывало покоилась под щетинистым кадыком.
– В гривне, – согласился Олег. – В одной. Убрана была пястная.
– Вы знаете, девушка, – торжественно сообщил мне Аркадий Викторович, – ваши труды, кажется, не пропали даром! Мне уже гораздо лучше! Да что там! Мне, простите за выражение, ну просто хорошо! – и он несколько картинно повернулся к Олегу. – Спасибо, юный друг! Уверен, не обошлось без вашей помощи! Я вижу, вы прекрасный человек и, несмотря на небольшой возраст, очень уверенный и весьма способный! Я счастлив нашему знакомству, хоть оно и произошло при весьма странных обстоятельствах. Я обязан вам и надеюсь отплатить за вашу заботу в полной мере!
– Сие почти присяга на верность, – негромко сообщил Матвей, приближаясь к нашей компании. – Ежели он еще и крест поцелует…
Но Аркадий Викторович крест целовать не стал. Во-первых, не знал, что это нужно, а, во-вторых, у него и креста-то не было на бычьей шее – только гривна.
***
Впервые за все время, пока мы пользовались «опочивальнями», мне приснился плохой сон. Неприятный.
Будто бы Олег брел по коридору среди глыб нашего подземелья, из последних сил цепляясь за стены, чтобы не упасть.
– Тебя ранили? Олежка! – подскочила я, хватая за локоть.
Он оперся на руку. Кивнул благодарно, прошептал:
– Меня вымотали… Устал… Присяду…
– Кто вымотал? От чего устал? – удивилась я.
Но он только долгим-долгим взглядом посмотрел мне в глаза, покачал головой и отвернулся.
– Все еще переживаешь за свои, так называемые, убийства? – догадалась я. – Плюнь! Серега был счастливее чем Мамонт. Аркадий Викторович счастливее Сереги. Все улучшается!
– Не так. Елена. Не так. Если ты не поймешь меня… значит я в тебе ошибся, и одного влечения спиров мало… Но я не хочу ошибиться! Пожалуйста, сделай так, чтоб я не ошибся!… Если ты не поймешь сейчас, то мне уже не на что надеяться!…
– Но я все понимаю. Ты расстроен, ты переживаешь, а оно не стоит твоих переживаний.
– Убийство? – тихо спросил он, и глаза его широко распахнулись. – Не стоит?
– Не убийство, – поморщившись возразила я. – Маленькая операция по пересадке спиров.
– Но ведь при этом погиб разум… личность… все прошлое и будущее этой личности, целая вселенная осознающая себя! И нет особой разницы – была это вселенная хорошего человека или не очень. Потому что «хорошо» и «плохо» – это понятия конкретного места и времени, они могут меняться, а разумная вселенная – это ценность абсолютная!…
– Вселенной больше – вселенной меньше! – беззаботно хмыкнула я. – Вот их сколько вокруг – вселенных этих. Каждую жалеть – жалелки не хватит!
– Елена, – попросил, почти простонал Олег. – Умоляю, не лишай меня последней надежды, я просто не выдержу, если окажется, что ты – совсем не та, какой я тебя представляю…
– Последних надежд не бывает! – усмехнулась я, внутренне кривясь от цинизма собственной усмешки. Почему-то я была в этот момент сама себе не приятна. Все я говорила ему правильно, но в чем-то главном была не права.Однако и остановиться уже не могла, поэтому продолжила с пафосом. – Надеяться надо всегда! Все время! И действовать! Ты можешь действовать? Вот и вперед! Зачем же при этом распускать сопли? Действуй, Олег – и не теряй надежд!…
– На что? – раздался его голос.
И это было уже не во сне.
Я стояла в сумерках длинного коридора «спального» коридора. Как я тут оказалась? Почему выбралась из мягкой и нежной «опочивальни»? А рядом находился Олег. Он удерживал меня за руку и спрашивал:
– О чем ты говорила? Каких надежд я не должен терять?
– Не знаю!… – засмеялась я с некоторой натугой. – Это все было во сне… А ты что тут делаешь?
– Мне приснился странный сон, будто мы с той разговариваем, и я тебе что-то пытаюсь доказать, но у меня не получается… И это было так обидно, что я даже проснулся.
– Юные друзья мои! – проникновенно заявил Аркадий Викторович, появляясь из пенного месива своей «опочивальни». – Как хорошо, что вы здесь! Ведь я совсем не умею чинить компьютеры! Я этого просто не смогу сделать!
– О чем вы? – удивился Олег.
– Знаете ли… Тут такое дело… Мне приснился сон, и я хотел бы рассказать его, но…
– Но он неприличный, – раздраженно продолжила я за него. – Да?
Аркадий Викторович поджал губы:
– Дорогая Елена, при всем уважении к вам, вынужден сделать замечание! Мне не снятся неприличные сны! И молодой девушке не пристало употреблять такие выражения и вообще говорить на эти темы! Вы понимаете!
Как мне Аркадий Викторович напомнил в этот момент одного учителя из нашей школы! Старого холостяка. Он у нас уроков не вел, но видеть его я видела, разговоры о его сексуальной «непорочности» слышала, а один раз даже присутствовала в коридоре, когда он отчитывал десятиклассницу за слишком короткую юбку. Что он там говорил, не знаю. Я отчетливо слышала только одно слово: «неприлично», но оно повторялось с завидной регулярностью. Через несколько месяцев состоялся закрытый суд, и учитель этот исчез. А потом по школе поползли слухи, что его посадили за изнасилование. Мне даже показывали эту, будто бы изнасилованную им, восьмиклассницу, но как оно было на самом деле – неизвестно.
