Слегка навеселе, он спешил, насколько позволяли ему редкие фонари; холод проникал под изношенное пальто. И все же луна, явно летевшая над остановившимися облаками, вызвала у него улыбку, и Плик замурлыкал мотив, стараясь заглушить посвист ветра, стук ветвей и шелест мятых бумажек, перепархивающих по мостовой. Неподалеку кот приступил к серенаде в честь своей киски, ночевавшей в тепле за парой ставень, и Плик негромко расхохотался.
– Удачи, приятель! – возопил он. – Про трубу не забудь!
Путь в жалкое убежище, где Плик снимал две комнаты – одну для себя, другую для книг – вел его через площадь мимо кафедрального собора Святого Корентина. Лишь луна причудливо освещала ее, в этот час на площади не было никого, кроме него самого и пыльных вихрей. Храм вырастал над ним – тенью, холмом, увенчанным двумя башнями-близнецами.
Плик обогнул юго-западный уголок. Шаги его гулко отдавались по мостовой.
– Плик! Остановись!
Повинуясь приказу, он обернулся и неловко двинулся навстречу человеку, столь бесцеремонно остановившему его. Из тьмы, соединявшей стену с башней, выступил Иерн. Плик бегом бросился навстречу и обнял его. Иерн ответил объятием, от которого англеман застонал:
– Прости. Мои ребра, пожалуй, ни к черту не годны, но они все-таки мои.
– Извини, – Иерн выпустил его, отступая на шаг. – Я просто… рад… слишком слабое слово… рад видеть тебя. Ждал несколько часов. Уже гадал, вернешься ли ты домой? С каких это пор таверна начала закрываться так поздно?
– Ее давно закрыли. Но сегодня Сеси проявила ко мне симпатию. Так бывает всегда, когда я сочиняю. Психические феромоны, наверно. – В голосе Плика появились резкие интонации. – Похоже, приятель, теперь ты попал в обвиняемые. Как у тебя дела?
Он скосился в неровном свете. На аэрогене была куртка пейзана и мешковатые брюки. Широкополая фетровая шляпа скрывала лицо. Впрочем, легко было увидеть, что он выбрит, умыт и сыт, чего нельзя было сказать о сочинителе баллад.
Иерн торопливо поведал:
– Как ты, наверное, догадался, я выпрыгнул из Скайгольма на парашюте, когда Джовейн захватил его. – Он кивнул как-то неловко, заметив невольный трепет во взгляде. – Я знал, кому можно доверять, и по ночам перебирался из комнаты в комнату. А на земле сразу же постарался переодеться, а потом обменял свою одежду на эту. – Приподнятое настроение угасло, следуя за луной, зашедшей за облако. – Я не смел где-либо задерживаться. В деревне чужестранец всегда на виду, а слухи распространяются куда быстрее, чем можно представить. Я бы мог подвергнуть опасности любой дом, если б задержался в нем, и тогда меня, наверное, быстро выследили бы. Понятно одно – к матери и отчиму я пойти не могу; за ними, вне всяких сомнений, следят. Тогда я решил, что лучше Кемпера места не найти. В городе спрятаться куда легче, правильно? Так что, когда стемнело, я пришел сюда и с тех пор жду.
– Меня?
– Плик, ты теперь моя единственная надежда. В Кемпере ты знаешь каждый закоулок, каждый воровской притон, тех, кто может помочь мне за деньги или ради симпатий. – Иерн сжал кулаки и опустил голову. – Я понимаю, что прошу многого. Мы ведьтолько выпивали вместе, а не кровные братья, этот край даже не родной тебе. Но к кому еще я могу обратиться?
Респектабельные люди, способные помочь мне, весьма подозрительны и неопытны в подобных вещах. Поэтому я избегаю Бейнак и его окрестности.
И от тебя мне ничего особенно не нужно. Я просто прошу, чтобы ты познакомил меня с кем-нибудь, кто может укрыть меня пока… пока я не придумаю, что делать дальше. А сейчас я рассчитываю на тебя.
Плик задумался. Ветер перебирал его поредевшие волосы. Он поежился, а потом медленно произнес:
– По-моему, мне не стоит ввязываться. – Пилот, онемев, смотрел на него. – Не то чтобы мне не хотелось тебе помочь, – продолжил Плик. – Я сочувствую тебе куда больше, чем ты думаешь, Таленс Иерн Ферлей. Но твое дело больше тебя самого, больше пределов Домена. В нем есть трансцендентность. Я не могу доказать этого, но ощущаю… чуть ли не нутром. Но кто я, чтобы нарушать волю богов, мешать им добиваться исполнения своей, для меня неведомой воли?
Глаза Иерна расшилились.
– Ты… странный человек.
– Да, и всегда был таким. Иначе я никогда бы не смог написать даже одной стихотворной строчки. Все было бы чистой прозой. Конечно, ты будешь говорить, что прозой-то все и обходится. – Ухмылка полумесяцем выплыла на лицо Плика и перешла в откровенность. – Дело в том, что я не зааю таких, на кого можно было бы положиться. – Он рассказал Иерну о назначенном вознаграждении. – Пять тысяч аэров…. целое состоядие для местного обывателя…. Такие деньги открывают дорогу наверх из своего класса. Обещана и дополнительная плата, так что, если кто-то и поможет тебе, сосед может выдать.
Иерн отвернулся, поедадел вдаль улицы, казавшейся темным тоннелем.
– Джовейн проявил неожиданное рвение, я не рассчитывал, что он так будет стремиться поймать меня, – неторопливо проговорил он. – Почему?
Я же не глава заговора против него. Такого еще не существует, разве что в умах некоторых людей. – Он помедлил. – Правда, если меня не будет, значит, моя жена… Тем более если не откроется, что именно он убил меня. Он ведь уже пытался это сделать окало трех лет назад.
Плик по-прежнему молчал, сотрясаясь всем телом – теперь намного сильнее, – пока наконец Иерн вновь не поглядел на него. На мягком лице певца проглядывала мука.
– Извини, – пробормотал бард. – Я думал, ты уже слышал.
– Что?
– О ней. Конечво, почта в брежегские фермы приходит один раз в неделю, и радио не у всех. Но здесь все уже знают. Аэрогены, вернувшиеся из Скайгольма, рассказывали, а теперь об этом сообщено даже в газетах…
– Плик положил руки на плечи Иерна. – Таленс Фейлис Ферлей открыто живет с Капитаном Джовейном. Она стояла рядом с ним на инаугурации, Она, надписала воззвание, призывающее всех объединиться под его руководством. А вчера объявила, что начинает бракоразводный процесс.
Уверяла всех, что ты был жесток, неверен и совершенно не уделял ей внимания.
Плик ждал, уронив руки. Иерн не шелохнулся. Выражение лица его лишь угадывалось под широкими полями шляпы. Ветер скулил, тени облаков бежали по мостовой, и резные камни над головой, казалось, шевелились.
Наконец Иерн прошептал:
– Этого я и боялся. Ее брат… но я все уговаривал себя в том, что несправедлив к ней, что сама Фейлис не способна вступить в заговор против меня и предать… – Он поежился, прокашлялся, сплюнул и звучно топнул. – Ну и шлюха, – взревел он. – Подлая сучонка.
