– Так, что дальше-то произошло?
– Говорю же, – Замор зажмурился и зашептал еле слышно. – Все очень быстро начало таять, весла, днища и борта лодок, все наши электроприборы. Кто-то пытался к острову грести, да куда там. Никогда не забуду вопли моих дружбанов. Я и сам орал, словно резаный, особенно, когда в воде очутился и понял, что сейчас-то мне и кирдык. Но тут вдруг ощутил под рукой что-то твердое и, вроде бы, таять не собирающееся. Я за это твердое ухватился, и оно меня напрямик к острову потащило, да так быстро, словно торпеда. На берегу острова я утром и очнулся – вот с этой кабырыбой в руке.
* * *
– Дьявольщина! – вырвалось у Монокля, который после закончившейся стрельбы, отыскал в бобровой хатке лаз и первым в нее спустился. И сразу крикнул обратно в лаз:
– Осока, оставайся наверху, на самой вершине хатки и внимательно смотри по сторонам, на воду тоже поглядывай. Борис Яковлевич, а вас прошу к нам присоединиться! Прохор, помоги профессору.
Пока в хатку один за другим спускались Нешпаев, Борис Яковлевич и Прохор, Монокль, стоял по колени в воде и не двигался с места, лишь водил по сторонам включенным фонариком. Бобров в хатке не наблюдалось, но имелось три мертвых человека.
На низком уступе, немного возвышавшемся над водой, на спине лежала почти полностью раздетая бездыханная Трида – с пулевым отверстием чуть ниже правой груди. Почти в центре хатки, прислонившись спиной к стволу обгрызенного дерева, сидела… сидело существо, похожее на женщину – с автоматической винтовкой в руках и дыркой во лбу. А в углу, с руками, заведенными за еще одно дерево, находился Тапир, вернее то, что от него осталось, во всяком случае, ноги ниже колен у парня отсутствовали, в область паха вообще было бы лучше не смотреть…
– Правильно ты сделал, что девчонку наверху оставил, – прохрипел сзади Борис Яковлевич.
– Я не могу, – еле сдержав рвотный позыв, выдавил из себя всегда невозмутимый Прохор и ринулся обратно на свежий воздух. Слышно было, что там очередной рвотный позыв сдержать егерь не смог.
– А еще говорят, что бобры – питаются исключительно деревьями и другими растениями, – глядя на Тапира, сглотнул Нешпаев.
– Так они парнишкой и не питались, – профессор кивнул на плавающие на поверхности ошметки плоти. – Просто грызли. Они способны очень сноровисто грызть.
– Дьявольщина, – повторил Монокль.
– Надеюсь, наш спортсмен не долго мучился. Скорее всего, от болевого шока сердце не выдержало…
– Но кто его сюда притащил, привязал? Тоже бобры?
– Скорее всего, она… оно, – Монокль направил луч фонарика на сидящее в воде существо.
– Так это же Люсьен! – вглядевшись, узнал Борис Яковлевич в мертвой женщине свою бывшую пациентку.
– Она и Трида лучшими подругами были, – вспомнил Нешпаев. – Вот оно, значит как.
– И после одного из походов в урочища Люсьен исчезла, а Трида вернулась одна и слегла на полтора месяца, – тоже вспомнил Борис Яковлевич. – И сколько я у нее не добивался рассказать, что случилось, ничего конкретного не узнал. Кстати, так же как и от вас, Петр Васильевич. Вы все в молчанку играете.
– Я ничего не помню, – сказал Нешпаев.
– Ну-ну, – хмыкнул профессор. – Алексей Леонидович, надеюсь, у вас больше нет аргументов, за продолжение в заповеднике соревнований?
– Да какие теперь могут быть аргументы…
* * *
– Что-то я вновь не пойму, – обратился Павел к бывшему предводителю бригады браконьеров. – Вы хотите сказать, что несколько лет прожили на этом острове в одиночестве?
– Просуществовал.
– А почему же нельзя было…
– На материк податься, – досказал за него Замор. – Каким образом? С трех сторон вода, с четвертой непроходимые болота. Вплавь пробовал, так еле на берег вернулся, какие-то твари подводные едва до костей ноги не прогрызли. Да и саму воду нормальной не назовешь. Чтобы плот соорудить, деревья нужны, а вокруг только камыш, на нем далеко не уплывешь.
– А зимой?
– Зимой вокруг острова, если лед и появлялся, так не дорастал до двух сантиметров толщины. У самого берега под ногами проваливался.
– И сколько же всего времени…
– Пока хватит об этом… – недослушал Замор. – Сэмэн, кстати, а как там моя женушка, другого себе быстро нашла?
– Хеллен в порядке, – раненый слегка смутился, что не ускользнуло от взгляда островитянина. – Она у Ношпы в гостинице – за магазин рыболовный отвечает и вообще – по-хозяйству.
– Вот, значит, как, – скривился Замор.
– Ладно, после разберемся, по какому-такому хозяйству. Гляжу, Сэмэн, ты отдышаться успел? Не пора ли нам раненого на материк ко врачам переправить? – обратился к Павлу.
– Да, конечно, – не стал спорить тот. – Но сначала надо подняться на вершину горы и попробовать связаться с Ношпой или Моноклем по рации. Внизу она только шипит.
– Мысль дельная. Я тебя на вершину провожу, только погодь минутку.
Вместе с кабырыбой Замор метнулся в шалаш, стоявший в дальним углу пещеры, и вскоре предстал перед Павлом и Сэмэном уже без причудливой фигурки, зато с двумя полутораметровыми палками в руках. И тому, и другому послышалось, что в шалаше Замор с кем-то шептался, но с кем он там мог шептаться? Скорее всего, за шепот они приняли обычный шорох.
– Держишься? – спросил Замор у раненого и после того, как Сэмэн вяло махнул здоровой рукой, обратился к Павлу:
– Айда за мной, спортсмен. Вепрь-гора крутовата, но я тропку наверх протоптал. Держи, при подъеме пригодится, – протянул он ему одну из палок. Палка казалась прочной, один ее конец был более-менее заострен, другой имел развилку, рыболов отметил про себя, что она вполне могла применяться, как подставка для ловли рыбы на поплавочную удочку
Оставив Сэмэна, Замор и вслед за ним Павел покинули пещеру и начали подъем в горку. Она и в самом деле оказалась довольно крутой, и палка, на которую опирался Павел, очень помогала. Впрочем, к подобным подъемам знатному рыболову было не привыкать. Такая же палочка очень выручала его да и других спортсменов, когда они лазили-ползали по горам, окружающих так называемые фрагмы, другими словами – водохранилища, на острове Кипр, где проходили соревнования по ловле большеротого окуня – басса. Помимо того, что «выручалочка» служила опорой при подъемах и спусках, так еще и постукивание ею о землю отпугивали многочисленных змей, прячущихся в зарослях терновника.
Павел нисколько бы не удивился, если и здесь наткнулся бы на какую-нибудь ядовитую гадину и, несмотря на то, что впереди поднимался проводник, старательно простукивал землю палкой. Одно дело – цивилизованный Кипр, и совсем другое – почти неизученный заповедник, в котором твою лодку организованным клином преследует стадо бобров…
