Через дверь вошёл невысокий прапорщик Антохин, ответственный за 1‑ю роту в эту ночь. Багаев спокойно выдохнул, узнав черты этого добряка: немного лишних кило, ставших небольшой округлостью на животе, широкие плечи, средний рост, короткая шея, широкое круглое лицо с тонкими губами, носом‑картошкой и чёрными усами над верхней губой. Из‑за стола начал было вставать, поднося ладонь к виску дневальный, но прапорщик махнул ему — «садись» — и направился в канцелярию. Дежурный закрыл входную дверь и неторопливо пошёл вслед за ним.
В небольшой узкой комнате с широким окном напротив двери стоял г-образный стол, составленный из двух письменных. Несколько стеллажей с папками и документами были приставлены к оклеенным в светлые однотонные обои стенам. В углу стола, между монитором компьютера и розеткой, виднелся электрический чайник. Ступая на потёртый ковёр, лежащий поверх старого паркета, Антохин снял полевую фуражку и закинул её на вешалку рядом с входом в канцелярию:
— Слав, давай чайку, — бросил он через плечо заходящему дежурному.
Щитоносец кивнул, взял чайник и вернулся к двери.
— Дневальный, — произнёс он негромко, но чётко, протягивая чайник семенящему в его сторону солдату, — воды набери.
— Есть, — шёпотом пробубнил заспанный боец и скрылся за дверью с табличкой «Туалет» в дальнем углу «бетонки».
Прапорщик рухнул на скрипнувшее компьютерное кресло и достал из нагрудного кармана небольшой синий блокнот. Дежурный сел рядом на стул, потянулся и завис на минуту в глубоком зёве.
— Ххххххаугх, — на карих, покрасневших глазах Багаева ещё была пелена нарушенного сна.
Антохин пролистал страницы до нужной, повернулся к сержанту и спросил:
— Слав, ты ведь тоже в отпуск на днях уходишь?
— Так да, с наряда снимусь, и считай, пошли мои недельки, — улыбнулся сонный собеседник.
— Не, не пойдут, — мотнул головой прапорщик.
— В смысле? — замер в удивлении Багаев.
— Товарищ пра…, — затянул стоящий в дверях дневальный, но Антохин оборвал его одобрительным кивком, после чего солдат зашёл в помещение. Он поставил чайник на прежнее место, щёлкнул по кнопке, развернулся и ушёл на свой пост.
— В смысле «не пойдут»? — продолжил дежурный, окончательно проснувшись.
— В прямом. И мои тоже, — грустно улыбнулся ему в ответ прапорщик. Затем указал на кружки, стоящие на ближайшей к ним полке стеллажа.
— Ах, да! — Багаев встал, положил по пакетику дешёвого чёрного чая в каждую кружку. — Но почему? Утвердили же уже всё!
— Вот только что в штабе нам зачитали распоряжение, — Антохин слегка потряс блокнотом в руке. — Послезавтра к нам едет командующий бригадой со своим преемником. Дела передаёт, обкат владений делает, — голубые глаза прапорщика округлились, подчеркнув тон сарказма.
— И что? — с раздражением спросил дежурный.
— А значит надо всем быть в строю, сиять парадной формой на образцовом, самом лучшем в военном округе плацу. За оставшееся до его приезда время мы должны сделать плац таким, чтобы он вошёл в учебники! — прапорщик и не думал сбавлять иронию, лишь подчёркивая её своей живой мимикой и жестами. — Чтоб комбриг вошёл на КПП и ослеп на хер от чистоты пола! Чтобы упал на турникет и обоссался от гладкости и лёгкости вращения этой чудо‑трубы и, вылетев на асфальт перед казармой, умолял зарыть его в этом произведении искусства из битума и камня!
Захохотавший рассказчик, наконец, высказал всё, что накопилось во время недавнего ночного собрания в штабе полка.
Дежурный снова задрал кепку на затылок, усердно растирая пальцами лоб:
— Сука! Не было печали, мать его!
Чайник щёлкнул кнопкой под звук бурлящего кипятка. Раздосадованный младший сержант снял его. Кипяток зажурчал по стенкам однотонных зелёных кружек.
Антохин шустро убрал ворох бумаг с клавиатуры, освободив перед собой место для безопасной посадки зелёной посудины. Он положил блокнот нужной страницей вверх чуть в стороне.
— Слав, а где тут сахар, не знаешь?
— В столе, вроде, — ответил Багаев, осторожно ставя наполненную до краёв кружку.
— Так… — прапорщик выдвигал ящики стола один за другим, пока не нашёл красную коробочку с кубиками из мелких белых кристаллов.
Младший сержант закинул пару кубиков в свою кружку и выпалил:
— Да гори оно всё! Подписан ведь отпуск! Это ведь бумага со штампом!
— Отменят, Слав, — спокойным, уставшим голосом ответил Антохин. — Я двенадцать лет уже тут. Если командиру полка что-то влезло в голову, то полк это исполняет. Если же это касается его продвижения по службе, хоть чуть‑чуть, то тем более исполним! Причём это у них у всех такая черта была. При мне уже пять командиров полка сменилось.
— И что, опять шевроны‑погоны по линейке выправлять? — спросил, подув на горячий напиток, дежурный.
— Родина прикажет — танк остановишь, а прикажет шить — клуб кройки и шитья возглавишь, — хохотнул, размешивая ложкой сахар, Антохин. Он откинулся на спинку кресла, продолжая гонять заварочный пакетик по дну кружки. Чай становился всё темнее и темнее.
Багаев нахмурился и замолчал.
— Слав, я тоже в этой упряжке. Утром жене нужно объяснить, что билеты на самолёт мы сдаём, потому что кто-то захотел устроить цирк, — попытался приободрить молодого сержанта прапорщик.
— Дежурный по роте, на выход! — донёсся голос дневального из‑за двери.
— Чё там? — пробубнил себе под нос младший сержант, поставив кружку на стол и направляясь в коридор.
«А ведь обещал Тане, что в этот раз будет море», — с досадой подумал Антохин, собирая разбросанные по столу шариковые ручки и карандаши‑обломки в органайзер. — «Так. Надо будет сгонять за коричневой краской, а то у Михалыча на складе только белая с синей остались. Ещё валик прикупить, хотя нет — пару кистей хватит. Наведу порядок в своей кладовой, пока этот хрен не при…».
— Товарищ прапорщик, сбор объявили! — в дверь заглянул Багаев. — Я к дежурному по части получать ключи от «оружейки». Сигнал «Лавина»!
— Чего? Какая «Лавина»? У нас нет такого сигнала! — встал из‑за стола прапорщик. Он поспешил к телефону дневального, захватив по пути со стеллажа папку «Боевой расчёт». Выйдя из кабинета, Антохин бросил взгляд на панель над входной дверью в расположение роты: пластмассовый квадратный триколор под потолком горел верхней зелёной строкой: «Сбор», и нижней красной: «Боевая тревога», оставив в покое жёлтую полосу посередине со словом «Тревога» на ней.
— Ключи получай! — бросил ответственный затормозившему дежурному. Багаев дёрнул затвор, распахнул дверь и, крикнув солдату у телефона: «Буди наряд!», убежал с третьего этажа по лестнице вниз. Солдатик в обвисшей форме исчез в темноте на «взлётке». Антохин уже набирал номер дежурного по части. Протяжный гудок сменился щелчком поднимаемой трубки и из динамика донёсся низкий голос:
— Дежурный по части капитан Морозов слушает.
— Товарищ капитан, это прапорщик Антохин, разрешите уточнить: по какому сигналу сбор? — он неуклюже перелистывал левой рукой страницы «Боевого расчёта» с названиями разных сигналов и схемами, списками, предписаниями под ними.
Осоловевшие глаза двух дневальных, одевающихся на ходу, плетущихся по линолеумной полосе, сморщились от света потолочных ламп, висящих над «бетонкой». Разбудивший их боец уже спешил обратно на пост, к «оружейке».
— Ты не первый, — донеслось из трубки телефона. — С командного пункта бригады пришёл сигнал «Лавина». Да, у нас нет такого! Командир полка отдал приказ: амуницию — по «Сирене», а порядок действий — по «Вулкану». Как понял?
На этаж вбежал запыхавшийся Багаев, держа в руке опечатанную металлическую колбу, похожую на карманный фонарик.
— Принял! — Антохин положил трубку на место, папка осталась открытой на сигнале «Вулкан». — Дневальный! Рота, сбор!
В казарме вспыхнули все лампы.
— Рота, подъём! Сбор, сбор, сбор! — что есть сил, прокричал хриплым голосом дневальный.
Две секунды тишины, затем скрип, шорканье резиновых тапок, глухие удары приземляющихся на пол со второго яруса коек бойцов. В одних трусах они бегали в своих комнатах от окна к окну, опуская светомаскировку — полотно непрозрачной плотной ткани, свёрнутой в рулон и закреплённой вверху у потолка.
