– Я думаю, нет, – сказал старший надзиратель. – Однако было распоряжение хорошо его кормить. Вдруг кто-то поинтересуется его судьбой?
– Возможно, возможно… Но все люди смертны, не так ли?
Старший надзиратель внимательно смотрел на начальника, прикидывая, к чему он клонит.
– Наши заключенные часто умирают, простудив легкие. Мороз, северный ветер, сырость… По-моему, один недавно как раз оставил этот мир?
– Да, это Наохиро, вор из Хиросимы. Он еще лежит в мертвецкой, господин.
– Так вот, мой дорогой Харуки, в мертвецкой лежит Цуда Сандзо, бывший полицейский из Оцу, который опозорил Микадо и хотел убить русского наследника. Он умер от воспаления легких, и мы должны похоронить его как можно скорее. Вдруг это не воспаление легких, а заразная болезнь?
– Кажется, я понял, господин, – поклонился старший надзиратель. Нет, думал он, сэппуку делать не придется. А Итосу – мудрейший человек. В самом деле, отчего бы этому негодяю не умереть? А вор Наохиро – тот сбежал, но что страшного в том, что сбежал какой-то вор? Мало ли их?
– Поговори с остальными надзирателями, объясни им, что произошло, – велел тем временем господин Итосу. – Вот деньги, – он бросил на столик несколько монет, – хорошенько угости их саке. Скажи, что я не гневаюсь за то, что вор Наохиро сумел убежать. Но впредь пусть будут внимательнее. А отчет о происшествии я напишу и отправлю сам.
– Хорошо, господин!
Старший надзиратель аккуратно собрал монеты и, кланяясь, вышел. Господин Итосу улыбнулся сам себе и подошел к окну, за которым ярко сияло восходящее солнце.
* * *
Спустя восемь дней после этого события немолодой уже японец, одетый в европейское платье, поднялся по трапу небольшого каботажного парохода «Сикоку-Мару», отправлявшегося во Владивосток. В одной руке он нес клетчатый саквояж, а другой то и дело поправлял на голове котелок, к которому явно был непривычен.
Маленькая тесная каюта напоминала гроб. Цуда поставил саквояж на жесткую узкую койку и тотчас вышел обратно на палубу. Бухта Нагасаки выглядела мрачной – над ней низко висели тучи, накрапывал мелкий дождик, и на пристани было меньше людей, чем обычно.
Рядом с Цуда оперся о фальшборт низенький человечек в длинном пальто. Он что-то сказал по-русски, приветливо улыбаясь, но Цуда покачал головой.
– Я спросил, в первый ли раз вы плывете в Россию, – произнес низенький человечек уже по-японски. – Впрочем, уже понял, что в первый. Коммерция, вероятно?
– Да, кое-какие коммерческие дела, – уклончиво отвечал Цуда.
– Вы, верно, думаете, что вашего брата у нас недолюбливают после истории с цесаревичем Николаем? Уверяю, это не так. Есть русская пословица, она гласит: «В семье не без урода». Вот и этот… Тацу? Тодзу? В общем, чокнутый полицейский со своей саблей, он и есть всего лишь урод. А с японцами у русских всегда будут добрые отношения, поверьте. Кстати, если нужна какая-то помощь, я к вашим услугам. Моя фамилия Квашнин, Петр Григорьевич. Тоже, знаете ли, коммерсант. Во Владивостоке найти меня несложно, у любого спросите, хе-хе…
Цуда учтиво поклонился.
– А не могли бы вы помочь мне прямо сейчас? – спросил он.
– Разумеется, разумеется… Но чем?
– Как видите, я совершенно не знаю русского языка. А в Россию, как мне кажется, я отправляюсь весьма надолго… К чему терять время в этом скучном плавании? Может быть, вы дадите мне несколько уроков? По-японски-то вы говорите замечательно.
– Отчего бы и нет, – засмеялся Квашнин. – Погодите, вот отплывем, перекусим, выпьем за начало путешествия, да и сядем учиться.
Цуда еще раз учтиво поклонился. Квашнин тут же куда-то убежал, сказавши: «Ну, увидимся!» – и бывший полицейский снова стал смотреть на причал Нагасаки, на серые портовые склады и на провожающих «Сикоку-Мару», которые стояли на берегу небольшой печальной группкой.
Среди прочих Цуда не сразу увидел старичка в соломенном плаще, с нелепой повязкой на голове. Старичок махал ему рукой и улыбался.
Маленький металлический сверчок зашевелился среди галановских патронов на дне саквояжа. Он плыл в новую, чужую страну. Плыл, как и полагал Цуда Сандзо, весьма надолго…
Какие неопытные у вас министры…
У нас бы никто не побеспокоил богдыхана.
Убрали бы мертвецов – и все.
Чрезвычайный посол Китая в России Ли Хун-Чжан о Ходынской трагедии
«До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия».
Николай сделал эту запись в своем дневнике, встал и потер виски. Голова болела, выписанные врачами порошки не помогали, и царь, открыв шкафчик, налил в рюмку коньяку. Выпил, вздохнул, налил еще и вернулся к столу.
С Ходынкой в самом деле получилось нехорошо, и газетные щелкоперы тут же бросились расписывать катастрофу. Может, в самом деле не стоило продолжать гуляний? А ведь все так хорошо начиналось, видит бог…
* * *
Народный праздник на Ходынке обещал быть поистине великолепным, и Жадамба Джамбалдорж ощущал это в движении людей, стекавшихся со всех сторон посмотреть увеселения – «электрический пароход, управляемый крысами», «ежа, стреляющего из пушки», и «поездку козла на волке», которые обещал показывать клоун Дуров, а главное – получить подарки.
Сейчас было уже около девяти утра, но многие ждали здесь со вчерашнего вечера, разведя костры и греясь подле них. Говорили, что несколько человек ночью умерли по разным причинам, но таких грустных новостей в этот веселый день никто слушать не желал. Умерли и умерли – и упокой господь. А тут – праздник у людей.
Два молодых парня в нарядных рубахах и новеньких пиджаках остановились рядом с Жадамбой и переговаривались вполголоса, полагая, видимо, что он не знает русского языка.
– Смотри, смотри, и китаец приехал. Поди, у них в Китае такого не увидишь.
– Может, и увидишь, – лениво отвечал второй. – В Китае, говорят, чего только нету. Слыхивал, огнем плюются и жаб едят.
– Жабу большого ума сожрать не надобно. Ты Ваське Косорылому поставь полуштоф, он тебе всех лягушек в округе за это поест. На закуску, ахахахаха!!!
Парни засмеялись, окликнули Жадамбу:
– Поди, ходя[5], тоже царского подарка захотел? Царь добрый, он всем подарков даст!
