Он присматривается к Первому Дереву внимательнее. Он определенно видел такое же раньше, в детстве, за оградой родительского загородного дома. Тот кедр ничем не отличался от тысяч таких же и при этом для Германа был особенным – старым другом, с которым семилетний мальчик мог поделиться радостями и огорчениями, на ветках которого мог построить шалаш и прятаться там от взглядов посторонних, воображая себя отважным индейцем или капитаном Немо в рубке «Наутилуса». Тот кедр был невысоким – как раз примерно три человеческих роста. Помнится, в лесу рядом с домом жила белка: почти ручная, она брала орехи из рук маленького Германа и иногда позволяла себя гладить.
– Белка, – говорит Герман. Улыбается широко, радостно, настояще.
– Герман, – говорит белка и улыбается еще шире.
– Чего? – говорит Герман.
Белка ничего не отвечает. Она застывает на ветке рыже-коричневым изваянием, и только легкий ветерок шевелит шерстку.
Ветер?
В ноздри проникает запах: знакомый, легкий, едва уловимый. Так пах дед, провозившись весь день в гараже.
Герман пристально смотрит на белку. Выдыхает:
– Показалось.
Всматривается в глаза зверька – нет, у деда был другой взгляд.
Он позволяет себе перевести дух. Белка по-прежнему не шевелится. Она не живая: чучело. Стиснув зубы, Герман представляет, как белка бежит по ветке, скачет по стволу вверх, теряясь в кроне кедра.
– Беги, – говорит он.
И белка начинает двигаться. Белка делает все, что Герман хочет. Белка прыгает. Белка рыжей стрелой взлетает на верхушку дерева и теряется среди веток. Герман высматривает шишки. Белка голодна. Герман замечает одну-единственную шишку на самом кончике кедровой лапы. Но его чутье, чутье белки, говорит, что еды в ней нет.
Белка – Герман? – спускается по стволу, садится на земле на задние лапки, оглядывается. Белка – Герман? – разочарована. Она недовольно дергает носом.
Герман моргает. С укоризной смотрит на белку – та замерла. Снова застыла неживым чучелом. На мгновение ему даже хочется распороть ей брюхо и посмотреть, есть ли что внутри. Белка переворачивается на спинку, ее животик расстегивается, как молния на куртке. Внутри – вата. Тонкими нитями тумана она поднимается над грязноватой шкуркой и стелется по земле. Клубящаяся белизна обволакивает щиколотки Германа. Туман заполняет собой всё.
Под ногами хлюпает, кроссовки промокли насквозь. Пахнет мокрой травой. Промозглый туман оседает на волосах, проникает под одежду. Маленький Герман трет руками глаза, размазывая по лицу слезы.
– Деда! – зовет Герман, но туман поглощает звук его голоса.
Замирает.
– Деда, – говорит он уже тише, испугавшись, что Тот, Который Ходит в Тумане, его услышит. Он совсем рядом, ищет его.
Герман знает, что нужно идти и звать – иначе дед не найдет его. Но у Того, Который Ходит в Тумане, отличный слух, он может слышать хлюпанье шагов и даже дыхание. И Герман старается дышать как можно тише, слезы беззвучно текут по лицу и срываются с подбородка. Он стоит на месте, и не может заставить себя сделать ни шагу, и мысленно зовет деда, и боится, что на звук его мыслей придет не дед.
* * *
Герман резко открывает глаза. Несколько раз моргает, облизывает пересохшие губы, глубоко вздыхает. На уровне глаз светится голограмма с надписью:
«!Danger! Уровень адреналина достиг критической отметки. Сеанс закончен. Вы можете возобновить сеанс через некоторое время».
Герман вытягивает кабель из разъема на затылке. Идет на кухню сварить себе кофе, по пути включая свет во всех комнатах. Руки трясутся, и он несколько раз роняет упаковку, просыпая кофе на стол. Хочется курить, хотя уже лет пять как бросил.
Наконец кофе готов, Герман пьет горячий крепкий напиток мелкими глотками и старается дышать глубже – где-то слышал, что это помогает. Он пытается понять, что произошло и почему все было именно так, а не иначе. Но мысли путаются, и он никак не может сосредоточиться. Он решает, что нужно просто лечь спать.
Герман засыпает, как только голова касается подушки. Ему ничего не снится в эту ночь.
Утром, по пути на работу, он думает о зеленом кедре посреди монохромного поля.
2. Пользователь
Высоко в ярко-синем небе горит желтая лампа солнца. Устремляются вверх монолиты небоскребов из сверкающего стеклопластика. Феликс стоит на улице огромного мегаполиса. На стенах, окнах, дверях, тротуарах кружатся хороводы рекламных роликов. Внутри можно получить все – от экзотического напитка до интимных услуг на любой вкус. Почти бесплатно.
Сегодня Феликс хочет к людям. Хочет болтать с красивыми девушками, пить текилу или ром и закусывать лаймом, хочет танцевать под ритмичные звуки миксов модных диджеев. Свое физическое тело Феликс оставил в кровати отсыпаться после напряженного дня. Умники-ученые, правда, утверждают, что так делать опасно – отдыхает только тело, разум же продолжает бодрствовать. Говорят, были случаи, когда человек становился шизофреником, но Феликс в это не верит. Шесть ночей в неделю он ходит Внутрь, одну ночь спит и при этом прекрасно себя чувствует.
Феликс желает, и перед ним появляется ростовое зеркало. В нем отражается то его тело, которое осталось вовне, – невысокое, щупленькое, с жиденькими волосами мышиного цвета. Феликс морщится – ему никак не удается научиться менять тело сразу, в момент перехода. Хорошо хоть, что не забыл.
Он делает себя выше сантиметров на пятнадцать, осветляет волосы, блеклые глаза наливаются голубизной. Девушки таких любят. Феликс сам любит себя таким, он уверен, что настоящий он – здесь и сейчас, а не вовне. Улыбнувшись себе белоснежной улыбкой кинозвезды, Феликс желает оказаться среди людей.
Небо черно и усыпано звездами, которые время от времени срываются со своего места, несутся вниз и останавливаются почти над головами собравшихся людей, рассыпаясь яркими фейерверками и собираясь затем в слово «Baccardy».
Людей здесь сотни. Все молодые, красивые, подтянутые. Все выглядят беззаботными и счастливыми. Свои тревоги они оставили вовне, а сюда пришли жить. Они смеются, танцуют, пьют коктейли из высоких бокалов. Воздух пронизан музыкой, она громкая, но не мешает говорить.
Феликс такой же, как они все. Он ощущает себя частью чего-то огромного и значимого, он смеется и танцует со всеми. Он желает себе рюмку текилы, выпивает ее, закусывает соленым лаймом. Он протанцовывает сквозь толпу к понравившейся высокой блондинке. Она улыбается ему, подмигивает – красавица с загорелой кожей и талией настолько тонкой, что Феликс может обхватить ее ладонями. Они танцуют рядом, почти касаясь друг друга телами, смеясь и ничего не говоря.
Когда Феликсу надоедает танцевать, он тянет девушку за руку, они делают несколько шагов и оказываются на берегу моря. Шумят волны, дует соленый ветер. В этом месте наступает рассвет. Вокруг никого.
