Марк заканчивает исследование молекулы и перемещается в атом. Учителю страшно – так он может стать бесконечно малой величиной, уйти насовсем, и потеряться, и не найти выхода. Мальчик не хочет просто принимать, он хочет постичь. О, он постигнет, бесспорно, да только в физическом мире от умного, талантливого человека останется только белковая оболочка, та самая, которая сейчас лежит на кушетке с закрытыми глазами, со вставленным в затылок кабелем. Из жалости эту оболочку будут кормить, впрыскивая в кровь питательный раствор, и она проживет положенное время, а потом умрет. Марк при этом, возможно, будет счастлив, исследуя собственное безграничное Я и все бесчисленное знание, которое ему откроется. А возможно, нет.
Когда-то Иван Варфоломеевич не пошел по этому пути – у него хватило выдержки остановиться. У Марка не хватит. Учитель мог бы выдернуть его из этого состояния. С трудом, преодолевая его сопротивление, но мог бы. Но опять же – грубым вмешательством можно разрушить его разум, и Марка не будет ни в физическом мире, ни в этом, им созданном.
Думай, Иван Варфоломеевич, думай.
Марк сейчас – уже электрон, вращающийся вокруг ядра атома. Как планеты вокруг Солнца. Учитель не знает, что там дальше, и никто наверняка не знает. Марку вот-вот предстоит узнать.
Бог мой, да ведь это выход!
Учитель осторожно прикасается к сознанию ученика: посмотри. Ты потрясающе мал и вращаешься вокруг ядра. А в твоем теле происходят процессы формирования стихийного масштаба. И – посмотри – ты потрясающе велик. Огромен. Огромен и в то же время мал. Мал и в то же время огромен. Это одно и то же, мальчик мой. Ну! Посмотри!
На теле Марка бушуют ураганы, зарождаются ветры, несутся из глубины планеты к поверхности плотные слои облаков. Ближе к Солнцу – четыре меньших соседа. Вероятно, населять их разумными существами теперь покажется Марку скучным, сложнее и интереснее сделать мыслящими существами их самих. Это невообразимо, но у мальчика огромный потенциал – если не зарвется, то сможет когда-нибудь и такое.
Иван Варфоломеевич знает, что Марк не хочет выходить отсюда, но они здесь уже несколько часов – их настоящим телам требуется подпитка. Он дает Марку знать, что выходит, и приглашает вернуться с ним.
Иван Варфоломеевич открывает глаза и отключает кабель. Голова болит, как всегда после погружения в чужие вселенные – атавизм какой-то, ей-богу! Напротив него открывает глаза Марк.
– Я… я теперь знаю такое… – говорит он.
Он явно хочет выразить все пережитое, но жалкого человеческого языка не хватает, и ему приходится замолчать. Иван Варфоломеевич идет к шкафчику, открывает дверцу и достает оттуда две рюмки и бутылку «Баккарди».
– Узнаешь и больше, Марк. А может, когда-нибудь сможешь сделать по-своему.
– Думаю, да, – тянет Марк.
– Если не сойдешь с ума.
Марк рассеянно кивает, вертя в руках рюмку. Мальчик может многое. И учить других сможет, если захочет. И перекроить внутри себя строение атома. Что ж, остается надеяться, что он придет к выводу, что учитель ему все-таки нужен.
4. Бессознание
Представьте себе бескрайние луга, поросшие низкой зеленой травой. Представьте яркие цветы: розы, левкои, пионы. Представьте глубокие ручейки с чистейшей водой и крупных морских устриц с громадными жемчужинами внутри. О, вы наверняка скажете: устрицы в ручьях не живут! Ну и что?
Здесь всегда тепло и солнечно – Анечка ненавидит темноту и холод. Яркие маленькие птички поют как соловьи, редкие деревья дарят тень и прохладу. Иногда – если Анечке хочется – на ее луга приходят пастись единороги. А еще здесь постоянно обитает ее кот Пуша – гроза окрестных мышей. Но он никогда не убивает мышек, нет, что вы! Он только играет с ними, а потом всегда отпускает на волю, потому что Анечка ненавидит насилие…
Анечке уже за тридцать. Она приходит сюда, в свое маленькое сказочное королевство, каждый вечер и остается здесь до утра, пока установленный заранее таймер не напомнит ей, что пора назад. Анечка любит купаться в ручье, доставать жемчужины из устриц и низать из них ожерелья, которые потом дарит единорогам. Любит гладить сапфирно-синюю шерстку Пуши и смотреть на его улыбку, как у знаменитого на весь мир Чеширского Кота. Кстати, иногда Пуша тоже разговаривает. Если Анечка захочет, конечно.
В воздухе открывается дверь, и Анечка входит в свое королевство.
Она садится у ручья и смотрится в прозрачную воду, как в зеркало. Она – среди гармонии и тишины наконец-то. И можно на несколько часов забыть, что шеф на работе орет на нее (у, скотина проклятая!), что все друзья поразъехались кто куда, что жизнь вообще-то ни к черту. Что каждый день – как бесконечно повторяющаяся пытка, всегда одно и то же и что-то без конца давит, давит… И что вовне ей плохо и никто ее там не понимает. Здесь-то ведь хорошо…
Анечка улыбается. Она сегодня долго плакала, когда пришла вовне в съемную однокомнатную квартирку, где сейчас живет. Что произошло? А ничего. Просто устала. Просто страшно. Просто больно по непонятной причине. Просто люди грубы, глупы, невыносимы… Она приняла одну за одной пять таблеток успокоительного, выпила три чашки кофе и выкурила полпачки сигарет. Зачем, спрашивается? Надо было сразу пойти сюда, а не метаться по квартире.
Сейчас все хорошо, потому что Анечка дома. Прямо к ней движется ярко-синее пятно – Пуша понял, что хозяйка здесь, и бежит встречать. Из светлого леса в отдалении выходят ее единороги, потому что Анечке не хочется сегодня быть одной. На горизонте – эка невидаль! – собираются грозовые тучи. Это все потому, что она сюда пришла в плохом настроении. Анечка двигает рукой – ей всегда нравились красивые жесты, – и тучи расходятся.
Глубокий вдох. Выдох. Анечка хочет, чтобы день этот никогда не кончался. Она гладит прибежавшего Пушу, который внимательно, как и положено котам, смотрит на плавающую в ручье форель. Раньше рыбы там не было, но ведь перемены всегда к лучшему, верно?
Какая-то сила тянет Анечку назад. Что-то хочет вернуть ее в бесконечно повторяющийся кошмар. Но Анечка не пойдет, она твердо решила не идти, и всей волей своей вцепляется она в эту траву вокруг, в шерстку Пуши, в высокое голубое небо. И сила отступает. Анечка облегченно вздыхает и улыбается. Боли больше не будет.
Проходят годы. Анечка все так же сидит у ручья и гладит своего кота. Или собирает цветы на лугу. Или ездит верхом на единороге. Ее тело вовне давно перевезли из съемной однушки в большой дом, где много таких, как она. Три раза в день врачи впрыскивают ей в кровь питательный раствор. Кабель из разъема на затылке, разумеется, вытащили – он ей больше не нужен.
5. Врач
– Вот вы говорите мне, что несчастливы и что-то вам в жизни мешает. А что мешает, не пробовали понять?
