— Я думаю, великому царю угодно остаться одному?
— Да, Артабан. Благодарю тебя, Заратустра, за умные речи. Артабан доложит тебе о нашем решении.
Не говоря ни слова, маг склонил голову и вышел. Артабан последовал вслед за ним. Он нарочито почтительно проводил мага до царской лестницы, желая убедиться, что тот не попытается вернуться во дворец. Так и не сумев сдержать своего ликования он бросил вслед Заратустре:
— Тебе сообщат о моем решении!
Маг не обернулся и не ответил на эти слова.
Когда он шел по дороге обратно в свою пещеру, белый диск солнца светил ему прямо в глаза. Он возвращался домой, где его ждали друзья — лев и орел, — ибо нет друзей-людей у того, кто грезит сотворить сверхчеловека.
Дружба делает людей равными, а кто может быть равен создателю.
Лишь лев и орел.
* * *
Зайчишка напрасно пытался спрятаться под цветущими ветками акации. Орел настиг его и крепко долбанул точеным клювом. Зажав еще трепещущее тельце в когтях, птица взмыла вверх.
Здесь слепила раскаленная лава солнца, а горный ветер играл перьями в воздушных потоках.
Керль! Керль! Издав крик, орел опустился на камень перед пещерой. Птичий клекот привлек внимание второго обитателя горного жилища — льва. Огромная буро-желтая кошка с косматой гривой вылезла наружу и сладко потянулась. Сверкнул ряд отличнейших зубов. Не обращая на льва никакого внимания орел проковылял в пещеру и положил добычу рядом с двумя другими тушками зайцев.
В душе он слегка презирал льва. Тот был весьма ленив. Даже угроза голодной смерти вряд ли смогла заставить его опуститься в долину и поймать косулю или жирного кабана. Орел не сомневался, что лев предпочтет лечь на землю, положив крупную голову на лапы, и умереть, размышляя при этом о суетности жизни. Лев был немного философ. Орел презирал философию, но ни за что не признался бы в этом. Особенно льву, который был его другом. Философом считал себя и третий обитатель пещеры, что поднимался сейчас к ней по узкой извилистой тропинке. Зоркие глаза орла узрели его, ноздри льва втягивали воздух, напоенный запахом человека.
Повторимся, человек также считал себя философом, но орел знал, что тот кривит душой. Может быть, и не подозревая о том, что кривит. Ибо философ должен чураться людской суеты, а человек лез в нее всеми фибрами души. Философ — беспристрастен, а человек был яростен. Он был скорее воин, чем философ. Орел любил воина, лев любил философа. Оба они любили человека.
Убеленная сединой голова появилась на уровне площадки.
— Привет, Заратустра, — керлькнул орел и выказывая свою радость хлопнул могучими крыльями. Лев широко улыбнулся. Лицо мага осталось бесстрастной маской. У него было неважное настроение. И орел, и лев почувствовали это. Они скрылись в глубине пещеры, чтобы не раздражать своего друга.
Заратустра разжег небольшой костерок и повесил над ним одного из пойманных орлом зайцев, предварительно ободрав с него шкуру и нанизав на вертел. Благословленный Ахурамаздой огонь испек мясо в считанные мгновения. Маг оторвал заячью лапку и вкусно хрустнул косточкой. Вопреки его ожиданиям этот звук не привлек внимания друзей. Тогда он крикнул вглубь пещеры:
— Орел, иди ко мне! И ты тоже, волосатый бездельник!
Друзья незамедлительно откликнулись на приглашение. Орел устроился по левую руку от мага, лев лег справа. Старательно заработали клюв и пасть.
— Хорошая была охота! — Маг погладил орла по лысеющей голове. Птица издала счастливый клекот. — А у меня сегодня сплошные неудачи. Этот пресыщенный парсийский царек думает лишь о сладком. Женщина и кипрское вино — вот предел его вожделений. Он даже не мечтает о запахе сырого мяса.
— Чудак! — пробормотал, проталкивая в глотку кусок сырого мяса, лев.
— Нет, чудачеством это не назовешь. Он потерял вкус к жизни. Когда человека манит лишь наслаждение, он обречен. Его не прельщает игра ума, кровавый бой или лихая погоня за ускользающим ветром. Он грезит лишь о мягкой постели, о женщине, чьи губы пахнут покорностью и сладким лотосом, о пресной водичке из дворцового фонтана. Кровь, пот, железо — лишь слова для него. Он не испытал их воочию. Именно при таких правителях обращаются в тлен царства.
— Он подобен червяку, забившемуся в глубокую нору, — заметил, прерывая трапезу, орел.
Рык льва был похож на человеческий смех.
— Заратустра уже говорил это.
Орел не обиделся. Он знал, что у него не очень глубокий ум, зато сильные крылья и острые когти. Поэтому он сказал:
— Пусть мои когти будут подобны уму Заратустры.
Маг усмехнулся и вновь погладил его голову, рождая во льве нездоровую зависть.
— Орлу бы занять престол. И не потребовалось бы никакого Заратустры, чтобы двинуть медночешуйчатые легионы на север, запад и восток.
— Я без тебя — ничто, — заметил орел.
— Как и я без вас, друзья мои.
Заратустра обратил внимание на то, что лев лежит обиженный и погладил его гриву. Лев улыбнулся.
— Я принес этому червяку на блюдечке силу, власть, волю, а он променял их на кисейные юбки. О Космос, как можешь ты выносить человека, отвергающего силу ради женских бедер, а власть — ради сонного существования! И ладно, если бы это было спокойствие философа, ведь неизбежно грядет тот день, когда философ породит гневную бурю, но ведь то спокойствие жирной бабы в бархатных штанах, которую природа по ошибке наградила мужскими признаками. И был там еще один. Он весьма мудр. Даже я не откажу ему в мудрости. Но он боится войны и жаждет мира, не понимая, что любой мир есть лишь средство к новой войне. Так показалось мне.
— Ты говоришь о сановнике, что правит империей? — спросил лев.
— О нем.
— Тогда ты ошибаешься. Готов дать вырвать себе все клыки, он не боится войны. Он боится ее итогов. Ведь он мыслит логично, — лев вымолвил последнее слово сладко, с урчанием. Что последует сразу вслед за окончанием войны, победоносной войны? Держава непременно окрепнет. При условии, что во главе ее будет разумный правитель. Он урежет права сатрапов, покарает мятежников, уменьшит налоги и унифицирует религиозные культуры. Ведь нет распрей более страшных, чем те, что разгораются между приверженцами разных идолов. Он сделает это постепенно, не оскорбляя примитивной веры народов. Империя, сплоченная властью умного правителя и единой религией, непобедима. Непобедима до тех пор, пока ее не развалит пресыщение и роскошь. А умный правитель не допустит пресыщения. Из тебя бы вышел неплохой царь, Заратустра.
Маг усмехнулся и отдал остатки своего зайца льву.
— А из тебя самый лучший в мире советник, лев.
