Через неделю запись на сеансы «черной магии» перевалила за сотню человек. Си работала каждый день перед закрытием магазина, давая по 6 сеансов — больше она не могла. Пять минут на сеанс, пять минут отдыха.
И вот как это выглядело.
В полутемном зале клиента сажали на высокий стул лицом ко входу. У стен по бокам, почти невидимые, располагались мы с Костиком. Костик включал светомузыку и в дверях, освещенная прямым лучом синего прожектора, появлялась Си.
Она подходила к клиенту, делала несколько пассов и начинала задавать ему вопросы. Первый был — как его зовут, а дальше вопросы могли варьироваться.
Нашей с Костиком задачей было хранить суровое молчание, что, замечу, было непросто, потому что, когда на вопрос «Как тебя зовут?» пожилая женщина отвечает «Туся», а на следующий «Кто ты?» заявляет, что она черная такса, то тут трудно сохранить самообладание.
Впрочем, такие экскурсы душ в мир фауны и флоры были сравнительно редки. Чаще предки испытуемых оказывались вполне добропорядочными Сидоровым Карпом Игнатьевичем, или Майсурадзе Тенгизом, или Майей Точинской, потом рассказывали, что живут они в Питере, Омске или Кутаиси, сколько им лет, а в конце говорили, когда они умерли.
Вот в этом месте было немного не по себе.
— Меня экипаж переехал, да-да, параконный, как сейчас помню, я за мячиком побежал… Мамаша недоглядела за ребенком, — рассказывал довольно древний старик, девятнадцатого года рождения.
Естественно, сеансы эти никак не протоколировались. Клиенты прекрасно помнили, что они о себе наговорили, так что, в случае чего, могли предъявлять претензии только себе.
И все равно некоторые уходили обиженными, когда выясняли, что в прошлой жизни они были кроликом или луком репчатым. А одна красивая и молодая барышня, узнав, что ее бессмертная душа обитала в бабочке-моли в гардеробе на Большой Зеленина, расплакалась и убежала, не дожидаясь конца сеанса.
Там ее и прихлопнули, на Большой Зеленина, двадцать три года назад. Ей бы радоваться, что ее душа обрела наконец такую совершенную и, прямо скажем, сексуальную форму, значительно более эффектную, чем какая-то моль, а она плачет!
И вся эта рутинная, однако, приносящая барыши работа, продолжалась месяца два, пока не произошло следующее.
На сеанс записалась тетка лет пятидесяти, брюнетка, кудрявая, с толстыми губами, по виду несколько скандальная, нервная. По профессии преподаватель черчения в каком-то колледже.
Сразу было видно, что у нее проблемы в личной жизни. И заключаются эти проблемы в том, что личной жизни нет.
Она терпеливо дождалась очереди, правда, заходила пару раз справляться, все ли идет по плану, и несколько волновалась.
— Я от этой процедуры многого жду, — ни с того ни с сего интимно призналась она мне.
Я же не видел в этой процедуре ни малейшего интереса.
И сильно ошибся, как вскоре выяснилось.
Когда настала ее очередь, тетка явилась накрашенная и завитая, при параде, ее усадили на стул (к этому времени мы уже знали, что зовут ее Калерия Павловна), вошла Си, стандартно настроилась, ввела клиентку в паранормальное состояние и проворковала:
— Я хотела бы знать, кто вы? Как вас зовут?
И тут Калерия Павловна бухнула:
— Иосиф Виссарионович Джугашвили.
Да, именно так она и сказала, ядрён батон.
Си поперхнулась. Я даже понял, каким словом она поперхнулась. Его шепотом выговорил Костик, так что я услышал.
Последовала пауза. Ну, не спрашивать же ее или его, где он живет, кем работает и когда умер? Что вообще можно спросить в такой ситуации?
Си набрала побольше воздуха и спросила, глядя тетке Сталин в глаза:
— Жалеете о содеянном?
— О чем мне жалеть? — раздумчиво, с небольшим акцентом начала Калерия Павловна. Ей очень не хватало трубки в руках. — Ми знали, на что идем. И ми своего добились. А какой ценой — об этом пусть судят потомки.
— Да уже осудили, будьте уверены, — сказала Сигма.
— Ви думаете? — спокойно сказала тетка Сталин.
— Расскажите, кто Кирова убил? — вдруг спросила Сигма.
— Николаев его убил. Слушай, зачем детские вопросы задаешь? Об этом в «Истории ВКП(б)» четко написано, — сказала Калерия Павловна недовольно.
Сигма явно растерялась, да и мы тоже.
Она взглянула на часы и сказала:
— Спасибо. К сожалению, наш сеанс окончен.
И выскочила из зала.
Калерия Павловна подобрала свою сумку и проследовала к выходу. Значительности в ней стало на порядок больше. А может, нам так показалось.
Когда мы вышли в магазин, Калерия Павловна как ни в чем не бывало расплачивалась со Шнеерзоном. Он ей выбил чек в кассе на тысячу рублей, и тетка Сталин удалилась, весьма довольная.
— Я как-нибудь к вам зайду, — пообещала она.
— Заходите, всегда вам рады, — улыбался вслед Шнеерзон.
Как только за теткой Сталиным закрылась дверь, Костик подошел к Шнеерзону.
— А вы знаете, кем она была в прошлой жизни? — небрежно спросил он.
— Наверное, акулой. Есть в ней что-то хищное, — улыбнулся Шнеерзон.
— Вы почти угадали. Она была Сталиным.
— Кем? — Шнеерзон побледнел.
— Иосифом Виссарионовичем.
— Где Си?! — взвизгнул Шнеерзон и кинулся в подсобку, а мы побежали на склад.
Си нигде не было. И тогда я, нарушая инструкцию, запрещавшую мне покидать пост, побежал в «Инкол».
Си сидела за столиком и курила. Перед нею стоял почти допитый графинчик водки и рюмка.
Он подняла на меня глаза.
— Вот так, Джин. Доигралась…
— Да что ты… Ну, подумаешь… — неуверенно сказал я.
Я подсел к ней и обнял за плечи, а она положила голову на мое плечо и заплакала.
— Бля, что же я наделала… — шептала она.
Вот что было странно: мы все чувствовали, что произошло нечто непредсказуемое и опасное, но на самом деле — почему нам так казалось? Что особенного произошло?
Ну, жила эта тетка Калерия Павловна целых пятьдесят лет с душой тирана, если Си не ошиблась, к слову сказать, или тетка не сумасшедшая. А вдруг чары Сигмы на нее не действуют, а паранойя налицо?
— Да?! — возмутилась Сигма, когда я высказал такое предположение. — Это вы с Костиком только слышали ее ответы, а я же его видела! Усатого, во френче! С трубкой! Видела своими глазами!
Было ощущение гигантского государственного недосмотра. Как же так: умер вождь и тиран, его положили в Мавзолей, потом оттуда вытащили, цацкались с ним — то возносили на щит, то низвергали, кучу бумаги извели… А в это время его душа спокойненько отсиживалась у какой-то неизвестной никому тетки, учительницы черчения?
