- Ну? - едва они переступили порог, резко спросил Президент.
Он сидел за громадным столом, утыканном ручками и телефонами, справа от него, точно зеркало, поблескивал экраном огромный дисплей, а слева, протянув к столу ноги и поигрывая пистолетами, очень демократично развалились на низком диванчике трое личных охранников - при галстуках, но без пиджаков. По слухам, недавно на Президента было совершено очередное покушение и после этого команда его настояла, чтобы он ни на секунду не оставался без прикрытия. Впрочем, Марка это вполне устраивало. Потому что он и сам таким образом попадал под защиту. По крайней мере, можно было ненадолго расслабиться.
- Ну так в чем дело? - между тем, еще более резко спросил Президент. - Я вас слушаю. Ну? Вы что, онемели?
Он не поздоровался и даже не поднял глаз от бумаг, которые просматривал с похвальной скоростью, только вдруг наморщился мощный бугристый лоб. О его фантастической грубости ходили легенды. Говорили, что Президент способен даже на рукоприкладство. Во всяком случае, по отношению к своим ближайшим сотрудникам. Впрочем, Марка это тоже устраивало. И поэтому, почувствовав, как Павлин подталкивает его локтем в бок, что, дескать, не робей, держись веселее, он свободно пересек кабинет, оказавшийся, к счастью, не таким уж обширным, сел на стул, положил ногу на ногу и, немного сдвинув перекидной календарь, мешающий удобно поставить локоть, сказал очень наглым, высоким, самому себе неприятным тоном:
- Нет, это я вас слушаю! - А когда Президент, подняв голову, вздернул от неожиданности большие светлые брови, добавил с теми же неприятными, но приковывающими внимание интонациями: - Надеюсь, вы мою записку читали? С документами, переданными вам, ознакомились? Тогда оставьте, пожалуйста, ваши бумаги. Речь идет об очень серьезном деле!
Воцарилась томительная пауза. Только слышно было, как полузадушенно пискнул Павлин где-то далеко за спиной, да охранники, перестав вертеть пистолеты, с некоторым любопытством воззрились на посетителя.
Вероятно, в этом кабинете к таким интонациям не привыкли.
А сам Президент, по-видимому, даже слегка растерялся, но сейчас же массивные начальственные черты его лица пришли в движение, приоткрылись черные глазки, до сих пор заслоненные наплывами толстых век.
Он недобро усмехнулся.
- Ты откуда взялся такой умный? Университет, что ли, кончал? За дураков нас тут принимаешь? Ну ты глянь, ту-дыть, до чего докатилась интеллигенция: если, значит, человек из народа, так они его уже и за человека не считают. Быдло, значит, для них, серая скотина... - Президент с трудом, как будто ему мешал тугой воротник, покрутил головой на бычьей шее, щеки у него несколько отвисали, а так называемая "партийная" стрижка придавала черепу зализанные очертания. Больше никто не шевелился, даже Павлин за спиной у Марка перестал дышать, словно умер. - Я тебе, значит, так скажу, - продолжил Президент. - Ни ты и никто другой указывать мне не будут. Вот у меня где советчики, вот тут, на шее, понял? Интеллектуалы долбанные! Все бы вам гипотезы сочинять. Я сам знаю, что нужно народу. Я сам - народ, понял?..
Крупное лицо его наливалось кровью, брови надвигались и надвигались, пока гневными валиками не встали над переносицей, нос, отекший грушей, еще больше раздулся.
Вероятно, такая мимика должна была внушать подчиненным уважение и страх, но Марк вдруг подумал, что, судя по всему, Президент отрабатывал ее вполне намеренно: репетируя перед зеркалом, советуясь со специалистами. И от этого она стала ему еще более ненавистна.
Он сказал:
- Давайте не будем тратить времени. Учтите: меня сейчас разыскивают по всей Москве. И если обнаружат в вашем кабинете, то обязательно уберут. Устранят физически. И вас уберут - тоже. И всех присутствующих...
Тогда Президент вдруг расслабился, словно у него кончился весь запал ярости, - сел поудобнее и, достав американские сигареты, закурил, пуская дым подвернутыми мужицкими губами.
- Да? - брюзгливо и недоверчиво спросил он. - Говоришь, уберут? Ну это, знаешь ли, не так просто. - Обернулся и посмотрел на свою охрану, которая немедленно подтянулась, а крайний справа, видимо, старший, значительно покивал, что, мол, не беспокойтесь, Хозяин, через нас, мол, и на танке не пройдут. Снова повернулся к Марку и сказал уже серьезно, без актерской игры. - Теперь по поводу твоего доклада. Интересный доклад, читал - прямо не оторвешься. Но ведь, если подумать, то - бред собачий. Какой Дьявол, к этакой матери, какой Сатана?! Ведь меня же, к такой матери, примут за идиота. Ведь твоя же интеллигенция и заклюет: журналисты, писатели там, академики всякие... Это же какой тогда поднимется вой: мракобесие, мистика, игра на темных инстинктах. А с другой стороны, конечно, наоборот: дескать, Президент, оказывается, во власти жидомасонов. Ты, тем более, собираешься работать по лагерям - то есть, нам придется как-то подключать уголовников. - Президент, останавливая возражения, сделал протестующий жест. - Подожди, подожди, ты сначала меня послушай... Я тебя понимаю, что это - армия Сатаны. Но попробуй, объясни это нашим придуркам. Ведь придется кое-кого из уголовников отпускать? Или что, ликвидировать их после этого? Нет, по-моему, здесь у тебя ерунда. Вы же сами придумали всякие права человека. Нет, как хочешь, но все-таки - полный бред. А быть может, и хуже, чем бред - политическая провокация. Так сказать, выстраиваешь на меня компромат. Мы сейчас у Павлинова спросим по этому поводу. Расскажи нам, Павлинов, кого ты сюда привел? Что-то, знаешь, все это мне не очень нравится...
За спиной у Марка началось какое-то шевеление, покряхтывание, наверное, Павлин готовился извлечь из себя голос. Сейчас продаст, подумал Марк, заранее напрягаясь, он был совершенно уверен, что Павлин продаст, и вдруг с изумлением, даже не поверив в первую секунду, услышал:
- За этого человека я ручаюсь...
- Чем ручаешься? - немедленно спросил Президент.
- Головой...
И Президент, как бы отметив про себя что-то существенное, соглашаясь, кивнул:
- Головой - это серьезно.
После чего опять воцарилась пауза.
Вот тебе и Павлин, потрясенно подумал Марк. Говорили Павлин, Павлин. Павлин продаст ни за грош. А Павлин - это, оказывается, личность. И друзей Павлин, оказывается, не продает...
Его затопило теплое чувство благодарности. Однако, радоваться было преждевременно, и поэтому он спросил, пользуясь благоприятным моментом:
- Извините, Сергей Николаевич, вы в Бога верите?
Президент даже крякнул от неожиданности. Тем не менее, передернув плечами, ответил с достоинством:
- Православный как будто... - а затем, немного подумав, добавил: - Крестили в детстве. - И еще немного подумав: Креста не ношу...
