– Как?
– Найдут как, – отрезал первый громила.
Очередь между тем продвигалась. Перед Железякой осталось всего четверо. Дослушав правдивую историю из криминальной жизни, он воровато оглянулся, бросил гранату в сумку и тихо шмыгнул к выходу.
И навсегда зарекся грабить банки.
Домой Железяка приплелся в расстроенных чувствах. Кот встретил его радостной точкой когтей – сначала о коврик в прихожей, потом о Железякины брюки. Последнее было многоцелевым упражнением, совмещающим с заточкой когтей потягушки, гимнастику для позвоночника, просьбу взять на ручки и легчайшее стремленье к поцелую.
У Железяки потеплело на сердце.
Порка обормота откладывалась на неопределенный срок.
…Помню, был у меня один такой. Махровый матерьялист. Иные реальности признавал только в виде белой горячки. При мне он туда не попадал, но вообще случалось. Нервный, знаете, человек. Так вот, чуть с ума меня не свел. Вместо воды наливал мне в миску деревенского первача. Думал жаждой извести, аспид. Пришлось поднапрячься и сесть с ним за стол. А то что же одному из миски лакать. Непедагогично. После третьей рюмки он меня зауважал. И с того дня дело сдвинулось с мертвой точки. Потом его, правда, все равно забраковали. А меня с тех пор нет-нет да и тянет на рюмочку. Так я к чему это рассказываю. Сомнения меня гложут. Истинно ли то, что я показываю? Имеет ли хоть какую основу? А если имеет, то в какой плоскости? Может, все-таки в вашей, людской? Ведь даже там, у себя, вы воспринимаете только то, что хотите воспринимать, на что запрограммированы – простите мне это нелестное слово – воспитанием и мировоззрением. Возможно, отогнутый краешек завесы показывает вам вас же самих. Но это предположение, не более. Я ни в чем не уверен. Мне не хватает информации. Наверное, это потому, что я еще плохо знаю вас и вашу психологию. Тот, кто направляет мои действия, несомненно, знает больше. Я не исключаю, что ему известно совершенно все о вас. Не говоря уже, естественно, обо мне. Я полагаю, это весьма отрадно – знать, что есть некто, кто может, пусть не сейчас, не быстро, но когда-нибудь раскрыть нам глаза на нашу собственную сущность. Некто, стоящий выше мира, выше нашего разумения о Нем…
А вообще Железяке было паршиво. Муторно как-то и гадливо, как если б по улицам лились обильные потоки дерьма. И вонь от него пробиралась в душу, переворачивала там все вверх дном. Не с кем было поговорить толком, излить наболевшее. Телефон Инги онемел, всех знакомых ветром сдуло. Душевный и безработный сосед Федя невнятным образом выиграл путевку в Израиль.
Железяка попытался напиться в усмерть, но ничего не получилось. После второй бутылки водки был трезв как монах на епитимье, а непотребство в душе сделалось только еще отчетливей и яростней.
Тогда Железяка вернулся к телевизору.
Телевизор подсунул ему широкое доброе лицо симпатичного дядьки, истекающего потом под взглядами миллионов телезрителей. Доброму дядьке внимала молодая журналисточка, которая для придания себе бывалого вида делала очень серьезное лицо, отчего была похожа на меланхолическую пингвиниху.
– …В чем же состоит открытие вашей лаборатории вирусных и бактериологических исследований?
– Видите ли, мы не ставили себе целью стяжание каких-то громких лавров, раздувание сенсации. Мы – ученые, и мы давно и кропотливо вели разработки в этом направлении, но нужно признать, что, как это часто бывает в науке, открытие было сделано фактически случайно, вслепую. Однако, как вы сами заметили, вытекающие из этого последствия, несомненно, окажутся, не побоюсь этого слова, грандиозными.
– Но все-таки не могли бы вы поконкретнее…
– Ну, если говорить коротко, не вдаваясь в сугубо научные подробности, то нашей лабораторией обнаружен мельчайший вирус, очень трудно различимый даже в мощнейший микроскоп. Вирус этот, как мы полагаем, и отнюдь не безосновательно, попадая в белковый организм, а преимущественно он поражает мозг, провоцирует так называемую, разумеется очень условно, и так сказать, беллетристически, – симпатичный дядька снисходительно усмехнулся, – метафизическую интоксикацию. То есть происходит нарушение психической гармонии. Человек – а мы с вами говорим именно о значении этого открытия для человека, – начинает мучиться поисками, так сказать, смысла жизни. Столетие назад с этим заболеванием шли к священникам, которые, конечно же, не могли одолеть его. В двадцатом веке появился психоанализ, но и он, увы, был бессилен и подчас лишь усугублял проблему.
– Тогда как теперь…
– Теперь у нас появилась надежда, что скоро в мире не останется ни одного человека, который страдал бы от собственной ненужности и иллюзорности, так сказать, абсурдности, фальшивости окружающего мира. Этому настанет конец. Без преувеличения можно сказать, что изобретение сыворотки счастья не за горами.
– То есть вы хотите сказать, что еще не располагаете препаратами, убивающими этот загадочный вирус?
– Увы, это так, сыворотки пока не существует. Но, могу вас уверить, мы располагаем всем необходимым для синтезирования антивируса. И, разумеется, при соответствующем финансировании, проблема эта вполне решаема в течение двух-трех лет.
– А может быть, вы поподробнее расскажете нашим зрителям, как действует этот вирус?
– По невыясненным пока причинам вирус этот опасен для особей молодого и среднего возраста. Для детей же и стариков он абсолютно безвреден. В лаборатории мы проводили неоднократные опыты с крысами. Одну из них инфицировали и возвращали в клетку, к другим крысам. Через несколько дней у зараженной крысы появлялись очевидные признаки депрессии. Она отказывалась нажимать на педальки, соединенные с электродами, вживленными в мозговые центры наслаждения, то есть отказывалась удовлетворять такую же естественную потребность, как еда, сон, спаривание. Но мы наблюдали и более пугающие вещи. Крыса отказывалась от борьбы за существование с другими особями, у нее утрачивался здоровый дух соревновательности. В скором времени такая крыса, как правило, оказывалась убитой своими соседками.
– Но ведь вы не думаете, что и люди тоже… Ведь это же страшно! – журналистка в простодушном волнении прижала руки к груди.
– Ну, на то мы и люди, чтобы изменить это, – благодушно ответил дядька. – Но могу вас успокоить: болезнь эта становится причиной не столько убийств, сколько самоубийств. Более того, здесь есть несколько аспектов, так сказать, культурного характера. Общеизвестно, что многие люди искусства были одолеваемы тем самым недугом, о котором мы с вами говорим. И я думаю, а многие мои коллеги согласны со мной, что большое число художников и философов творили, побуждаемые к тому именно нашим вирусом.
