Немного погодя папа сказал:
– Ну ладно, только потише. Я пойду в кабинет и попробую выяснить, какая погода в Альпах.
Я пошел к себе. Меня провожала триппи-музыка.
В понедельник утром у нас было два урока физики – удручающее начало недели. Дикий Билл опаздывал, и мы болтали. Говорили о Триппи-шоу, и я заметил разное отношение: одни говорили, что передача плохая, другие восхищались. Казалось, нет никакой возможности предсказать, кто будет «за», кто «против».
Энди сказал, что она показалась ему глупой. Не глупая, возразил я, а вообще ноль, и пересказал историю с рыцарем и драконом.
Родни Чамберс, сидевший передо мной, сказал:
– А ты откуда знаешь?
Я удивился – не вопросу, а тому, кто его задал. Не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь высказывал свое мнение.
Я сказал:
– Я узнаю вздор, когда вижу его. Но моя младшая сестра с ума по нему сходит. Вероятно, просто возраст.
Чамберс встал.
– Заткнись! – сказал он. – Или я заставлю тебя заткнуться!
И взмахнул кулаком. Удивительно – он раньше никогда не дрался; но больше всего меня поразило выражение его лица. Точно как лицо Анжелы, когда она бросилась на меня. Остальные смотрели молча. Я попытался отделаться улыбкой.
– Триппи-шоу – лучшая программа телевидения. – Чамберс наклонился вперед. – Повтори, Кордрей!
Дверь в класс открылась, и появился Дикий Билл.
– Небольшая доурочная дискуссия, леди и джентльмены? Я полагаю, не о физике. – Он пробежал пальцами по волосам и остановился перед нами. – Мне кажется, я слышал упоминание о Триппи-шоу. Странно, но я сам смотрел вчера эту передачу, и она понравилась мне больше, чем я ожидал. Любопытно и очень привлекательно. – Он помолчал и одернул свою учительскую мантию. – Да, весьма привлекательно. Но, полагаю, пора заняться физикой. Глава девятая.
Папа не рассказал Ильзе о припадке Анжелы, вероятно, чтобы не беспокоить ее. Он звонил ей каждый вечер, как только возвращался домой. Похоже, Швейцдеду было не хуже, но и не лучше. Ильза хотела вернуться, но оставалась, потому что следующий приступ мог убить его.
Меня это устраивало. Марта строже Ильзы – никакие подкупы не действуют, – но я знал, чего ожидать от Марты. Анжела, казалось, тоже не ощущала отсутствия матери, но в те дни Анжела вообще интересовалась только одним – Триппи-шоу. Она не заботилась о пони, и Марта должна была напоминать ей о том, что пора выводить пони на прогулку или чистить стойло. Анжела собрала все программы – даже ту, которую я не записал, – и непрерывно их крутила. Марта пыталась прекратить это, но с Анжелой произошла истерика, и Марта не настаивала. Анжела вступила в новый клуб фанов – любителей триппи и получала разное барахло по почте.
Я слышал однажды вечером, как Марта говорила папе, что с этим нужно что-то делать.
Папа ответил:
– У детей бывают кризисы.
– Но я никогда не видела, чтобы она так себя вела, когда ее пытаются образумить. Мне кажется, ее нужно лечить.
– Мне казалось, ты презираешь психиатров.
– Ну, по крайней мере покажем ее Джеффри.
Джеффри Монмут – наш доктор; они с папой играют в гольф.
– Не считаю нужным.
Папин голос звучал негодующе; должно быть, он просто не мог признать, что что-то неладно с его Анжелой, особенно признать перед членом гольф-клуба.
– Ты не видел, какая она бывает. – Папа не ответил. – Нужно думать и о других вещах, не только о том, что Ильзы нет дома.
Я слушал из зала. После этих слов я повернулся и отправился к себе.
Через несколько дней против триппи выступила «Дейли мейл». Мы не выписываем эту газету, но когда я пришел в школу, ее передавали из рук в руки. Большая шапка:
Триппи промывают мозги?
Ниже буквами поменьше: «Это шоу – угроза нашей юности?» Далее цитировались известные психологи, которые утверждали, что культ триппи может быть опасен, потому что вызывает фанатизм, который проявляет тенденцию к выходу из-под контроля. Приводились примеры: дети вели себя так, что поведение Анжелы на этом фоне казалось образцом нормы. Один мальчик пытался сжечь свой дом, когда у него отобрали кассеты с записями триппи. Тринадцатилетняя девочка чуть не убила отца кухонным ножом. Утверждалось, что в других странах еще хуже: в США и в Германии дети толпами оставляли дома и жили вместе триппи-коммунами. Как только их возвращали домой, они сбегали снова.
Один из фанатиков триппи в школе достал зажигалку и сжег газету. Остальные смотрели, как она горит; лица их напомнили мне фильм, в котором сжигают ведьму: так смотрели на этот костер.
В начале первого урока все еще говорили об этом; а урок был – физика. Шум не затих, даже когда вошел Дикий Билл, и я ожидал, что он взорвется: он всегда строго следил за дисциплиной в классе. Вместо этого он добродушно взглянул на фанатиков триппи, даже каким-то любящим взглядом.
Он сказал:
– Я видел, как вы сожгли эту злую газету. У нас в учительской тоже был номер, и я его сжег.
Фанатики триппи все еще шумно приветствовали его, когда послышался стук в дверь и вошел мистер Денлам, секретарь школы. Это был маленький человек, робкий, особенно когда дело касалось Дикого Билла. Он подошел ближе и что-то прошептал. Дикий Билл презрительно улыбнулся:
– Если директор хочет меня видеть, разумеется, я в его распоряжении.
Он дал нам задание и вышел, вслед за ним и Денлам. У двери Дикий Билл остановился и обернулся, продолжая улыбаться. А потом сказал, почти выкрикнул:
– Да здравствует трипод!
Этим вечером основной темой теленовостей были триппи. Показали толпу у здания «Дейли мейл» и стычки, когда полиция пыталась рассеять эту толпу, – триппи тащат в полицейские фургоны, полисмен с лицом, залитым кровью. Комментатор сказал, что еще одна толпа собралась у дома издателя; окна дома разбили, а на стенах намалевали фигуры триподов.
«Сегодня во второй половине дня, – продолжал комментатор, – в палате общин выступил премьер-министр. Он сказал, что ситуация находится под контролем. Особенно тревожит то, что фанатики триппи по всей стране собираются вместе. Сообщается о нескольких таких группах, занявших пустые квартиры и конторы в Лондоне; аналогичные коммуны появились в ряде провинциальных городов, включая Бирмингем и Эксетер».
Марта сказала:
– Не думала, что позволят зайти так далеко. Нужно руководить твердой рукой.
– Легче сказать, чем сделать, – заметил папа.
– В этом-то все и дело. Слишком много говорят, слишком мало делают.
Комментатор начал говорить об акциях и ценных бумагах и о финансовой панике, и Анжела, которая сидела, глядя на экран, встала и вышла из комнаты. Марта и папа продолжали говорить о бунтах. Марта все больше сердилась, и папа соглашался с ней; он никогда долго не выдерживал сопротивления. Он говорил: да, триппи-шоу следует запретить, когда я услышал, как открылась, а потом закрылась входная дверь.
