Ну что, командир, пошли. Все остальные за ним. Наступать куда скажу. Дистанцию держать.
…не возникает, не вопит… странно… проходим дальше… все пока живые… чую доверие…
Стой! Если жить хочешь, медленно повернись на 90 градусов вправо и сделай шаг влево.
Упс… какой фейерверк, боже мой! Ай-яй-яй, жировой дождь на наши головы… народ, признаюсь, я не нарочно, просто он меня достал… вас тоже. Вот и классно. А теперь медленно за мной. Больше сегодня никто не умрет, жизнью клянусь. Пока командую я, никто не посмеет посылать людей на верную смерть…
…ох, лохи!.. ну и кто после этого тут ребенок?.. они хоть и старше, а лохи, аж жуть… смотри-ка, по-натуре верят, что я так круто мины ищу, как заправский миноискатель, импортный, чесслово… просто на посту не дрыхнуть надо было, а смотреть в оба… ой, лохи… маменькины сынки… шоб их…
Теперь мы беглые. Преступники. Убили своего командира… сбежали… дезертировали, можно сказать. Нами командует Генри. Черт ее знает, откуда она взялась, девчонка, с опытом бывалого вояки. Думали, америкашка… имя-то… или кличка… а она на десяти языках шпарит, как на родном. А какой ее родной? Кто она такая вообще? Никто из наших ее не помнит, как будто она была в отряде до всех нас. Жиртрест (царство ему небесное) может и знал, только кто его будет спрашивать?
Уже много времени прошло, и никто из нас не погиб. Генри держит слово. Но я знаю, она пустит нас в расход, как пушечное мясо, если будет надо. Она не чует в нас равных. Для нее мы слизни, слабаки, ничто… я это знаю, но ничего не могу поделать. Это лидер. И наш единственный шанс выжить… или отсрочить свою смерть. Генри дитя войны, она тут как рыба в воде. Жестокая и сильная, как бы нас ни обманывал ее маленький рост и щуплое телосложение. Их много таких, я видел… но Генри… умнее нас всех вместе взятых, хотя мы в свое время институтов накончали… где только нахваталась всего? Такую философию разводит под настроение… страшную, но, черт возьми, логически верную… не по-детски совсем…
Жаль, что ей не довелось родиться в мирное время. Это гений. Девчонка-гений. Редкость, кстати.
И кто знает, что у нее на уме?
Я ее боюсь, признаюсь честно. Это чудовище в человеческой оболочке… че я несу… да я просто устал от всего этого, от крови, боли, страха, перестрелок, грязи, черт!.. это ночной кошмар, когда-нибудь да он кончится. Иногда думаю, что тем, кто погиб на поле, сейчас лучше, чем нам. Надо было вызваться добровольцем. Но тогда жить хотелось… уххх, до жути. А сейчас наоборот…
Три недели мы шли чер-те знает куда. Все живые и здоровые, между прочим. Я думал, этот поход никогда не кончится. Но нет. Просто однажды мы причапали к какой-то горе, где куча пещер, и Генри сказала — все, здесь наш лагерь, и мы никуда не уйдем. Теперь мы клан. «Неведимки». И я из вас, малыши, солдат сделаю.
Я уже говорил, никто не знает, что у нее на уме…
Мы тут все думали о судьбе пушечного мяса… хотя, не будем загадывать.
Вольная жизнь кончилась. Теперь у нас крутая дисциплина. Отбой, подъем, тренировки. Этот генревский микс из дзюдо и карате… стрельба (меня она в снайперы записала, хвалит, выдержке учит)… было у нас два химика — так они теперь спецы по взрывчатке (так грохануло в пещере один раз, думал, там будет три трупа… нет, всего лишь три черномазых с горелыми волосами… и ржут от души, и Генри тоже (она, оказывается, смеяться умеет, причем, над собой!). Ха, им смешно, а я испугался)… ну и много чего еще… кстати, психологический тренинг большое место занимает. Я теперь умею «берсериться» перед боем. Классно, страх, боль и усталость — все пофиг… зато потом — хоть помирай, когда откат наступает… Еще это… от реальности отключаться, когда больно очень, чтоб от боли с катушек не съехать… и много чего еще.
Крутая дисциплина где-то часов в шесть кончается, до отбоя. Двое (в порядке очереди!) идут за жратвой. Генри подладила местных дань платить… жратвой, рекрутами (двое пока, дети совсем, учим их) и еще кое-чем… хе-хе… ну как без того? За защиту, ессессно. Да, пришлось побить других претендентов на дань да всяких там грабителей, и немало, надо сказать. Заметим в скобках, что из наших никто не умер и серьезно не ранен.
Ну короче, двое — за жратвой, остальные в лагере и на своей территории — в полной свободе действий. Веселая компания получается.
Генри уважают (между собой мы ее Жанной Д'Арк зовем). И я тоже. За последние полгода у меня ни разу не возникало желания ее пристрелить… а насчет прежних командиров такая мыслишка была. Генри — мастер психологии, надо сказать. Следит за нашим настроением. И по мере того как мы из «маменькиных сынков», «малышей» солдатами становимся, чувствуется как растет ее к нам уважение, и даже гордость за нас… и, кстати, свергнуть ее и занять ее место желания тоже не возникало… мастер психологии, и весь сказ… мы уже и философию ее своей считаем. И не так уж ужасно и жестоко. А жить легче, и на душе спокойней.
Недавно всеми правдами и неправдами выведали, сколько ей лет. Восемнадцать! Е-мое! Никогда б не подумал. На вид дите и дите. Все говорят, гадкий утенок… да нет, красивая она, а глаза… синие, как испанское небо или как океан в штиль… и смотрят печально и смело. В глазах, говорят, душа отражается. Ну вот… КАЖЕТСЯ, Я ВЛЮБИЛСЯ!..
У меня была семья… до войны. У меня была семья… после войны. Сейчас у меня нет никого. И я ухожу. Мстить. Моя жажда мести не такая, как у Пайк… она любила Спайка, и на этом держалась вся ее ненависть. А я не чувствую ничего. Я просто замотаю раны и пойду и убью это существо… выслежу. Буду идти по пятам, как голодный волк. И убью. Мне плевать, кто стрелял, мне важно, по чьему приказу. Если хочешь убить ящерицу, отрубай голову, а не хвост… а лучше и то, и другое… ну вот. Теперь я беглец…
Это была снова разведка. Мы шли не спеша через лес. И еще не дойдя до границы земель «Чаек», остановились на ночлег. Последний ночлег перед костерком на этой неделе. Проныра играл на губной гармошке. Как на этой самоделке из расчески вообще можно играть? Я, помню, тоже пытался, но ничего не вышло. Видно, талант нужен. Пайк пела битловскую «Yesterday» (любовь к инглишу не убила даже война…), а мы подпевали. Женский голос так красиво звучит на фоне мужских… и вообще песня приобретает что-то особенное, когда ее поют несколько человек…
Yesterday… all my troubles seemed so far away.
Now it looks as though they're here to stay…
Oh, I believe in yesterday.
Why she had to go, I don't know, she wouldn't say.
I said something wrong, now I long for yesterday…
Вспоминали Соло… вспоминали Спайка… к нему ненависть несколько улеглась в последнее время, и о нем вспоминали все больше добрым словом. Видно, правда, хороший был парень, просто нервы сдали в самый неподходящий момент. Это с каждым может случиться… с каждым… с каждым…
