«Аня затянула крепкий узел, — подумал Щербаков. — Я хотел распутать его. Василий Иванович говорит — руби. Что ж, буду рубить».
А дождь не переставал. Щербаков ждал наступления утра, чтобы опять встретиться с Аней. Он думал о том, что, может быть, не все еще потеряно. И надежда на счастье не хотела умирать в душе.
Глава третья
ОСТРОВ СЕМИ ВЕТРОВ
В воздушном лайнере Ту-104, до отказа набитом пассажирами, было жарко. Гул реактивных турбин нескончаемо сверлил барабанные перепонки.
Рядом с Парыгиным в мягком кресле полулежал человек в черном берете и читал иностранный журнал. Не только беретом, но и всем своим обликом — узким, резко очерченным лицом, тонким с горбинкой носом — он невольно привлекал внимание. Из-под расстегнутой мягкой замшевой куртки виднелась белоснежная сорочка. От него исходил запах хорошего табака. Парыгин попытался заговорить с ним. Сосед ограничивался краткими «да» или «нет».
«Нет так нет», — подумал Парыгин и прижался лицом к прохладному стеклу. Яркие лучи солнца, отражаясь от крыльев самолета, слепили глаза. Внизу, как бурты хлопка, громоздились белые облака. В просветах между ними в синей дымке тумана проплывали круглые блюдца озер, контуры населенных пунктов, белоснежные горы. Парыгину казалось, что он покинул знакомую ему землю и с высоты взирает на новую планету.
Парыгин летел на остров Семи Ветров — на крошечный скалистый кусочек земли, заброшенный в просторах Тихого океана. Как же случилось так, что он, вместо того чтобы стоять сейчас на палубе «Венеры», сидит в кресле воздушного лайнера, который уносит его на север, куда-то на край земли?
Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В памяти отчетливо всплыли события последних дней.
Парыгин проснулся в радостном настроении. Выпрыгнув из постели, он распахнул окно. Утренняя прохлада ворвалась в комнату.
Он жил во флигеле против казармы морского училища. Телефона у него не было, поэтому, решив позвонить Тане из ближайшего автомата, он быстро оделся и вышел во двор.
У ворот росла сирень, старая и кривая. Всю зиму она стучалась голыми, скрюченными ветвями о забор. А весной расцвела, помолодела и всем своим видом как бы говорила: «Вот я какая нарядная!»
Парыгин вздохнул полной грудью и размашисто зашагал по улице. И долго сопровождал его густой сладковатый аромат сирени, плывший сквозь прозрачный утренний воздух.
Телефонная будка была занята. Девушка, разговаривая, стрельнула в Парыгина глазами. Он показал руками, что очень слешит. Сигналы остались без внимания. Он достал бумажку с номером телефона и заходил возле будки. Может быть, не стоит звонить? Может быть, она ушла?
Наконец девушка закончила разговор, с треском повесила трубку и вновь скользнула взглядом по Максиму. «Наговорилась», — подумал он, опуская монету в автомат.
Таня ответила. Да, она свободна и охотно поплавает в бухте. Да, она будет ждать его в сквере перед гостиницей ровно в одиннадцать.
К автомату подошел высокий мужчина с сумрачным лицом, увидел радостную улыбку Максима и сам невольно заулыбался радости юноши. Парыгин, позавтракав в ближайшем кафе, вернулся домой и занялся подводными костюмами. Почему бы не показать Тане высший класс подводного плавания? Постучавшись, вошел дежурный по училищу. Парыгин машинально взглянул на часы — четверть одиннадцатого. Черт возьми, он может опоздать на свидание!..
— Вас вызывает контр-адмирал, — с явным удовольствием выпалил дежурный.
Парыгин не сразу понял.
— Что вы сказали?
Дежурный повторил приказание и продолжал что-то говорить еще, но Парыгин больше не слушал. Нахлобучив фуражку, он стремглав побежал к знакомой будке.
На улице по-воскресному шумно. Кажется, люди шарахались от него. К счастью, телефон был свободен. Он опустил монету, торопливо набрал номер. Таня не ответила. Он звонил еще и еще, и после каждого звонка двухкопеечная монета со звоном падала в гнездо…
Парыгин медленно пошел обратно.
А в эту самую минуту Таня Чигорина вошла в свой номер и стала натягивать на себя новый, только что купленный купальный костюм.
Ровно в одиннадцать Парыгин стоял перед контр-адмиралом в его рабочем кабинете — большом, с ковровыми дорожками, с портретами и картинами на стенах — и в то же время простом и строгом.
— Садитесь, Парыгин. Можете курить, — сказал контр-адмирал. Он налил в стакан боржоми. — Новость, которую я вам сообщу, едва ли вас обрадует.
Парыгин поднялся:
— Я слушаю, товарищ контр-адмирал.
— Садитесь, Парыгин, садитесь! Вы не пойдете на «Венере».
— Товарищ контр-адмирал… — голос Парыгина дрогнул.
— Я вас понимаю, Парыгин, — контр-адмирал внимательно посмотрел на него. — Но это приказ командующего флотом…
— Но почему?..
Контр-адмирал поднял руку.
— Так надо.
Наступила тишина. За окном шелестели молодой листвой тополя.
Контр-адмирал подошел к карте:
— Вы немедленно должны выехать на остров Семи Ветров. Вот, посмотрите.
Парыгин остановился рядом с начальником училища.
— Перед вами стоит довольно сложная задача, — продолжал контр-адмирал. — Насколько мне известно, на острове таинственно начали исчезать обитатели тамошнего заповедника — дорогие морские животные. Для выяснения причин туда была послана комиссия во главе с профессором Лобачевым. Комиссия вернулась, так и не докопавшись до сути дела. Принято решение послать на остров подводного пловца. Выбор пал на вас. Директор заповедника на месте объяснит ваши обязанности. Все необходимое, включая два комплекта подводного снаряжения, приготовлено. Времени в обрез. Скажите, новый аппарат для дыхания надежен? — Начальник училища внимательно взглянул на молодого моряка.
— Абсолютно надежен, товарищ контр-адмирал, — сказал Парыгин и поднялся.
— Очень хорошо. — Казалось, контр-адмирал хотел еще о чем-то спросить, но потом передумал, вышел из-за стола. Документы и билет на скорый поезд до Хабаровска в канцелярии. Из Хабаровска полетите самолетом, а там — на рейсовом судне или вертолетом. Снаряжение в моей машине. Ну, счастливого пути.
Парыгин отправился в канцелярию. Писарь вручил ему документы и проездной билет.
Перед посадкой на поезд Парыгин еще раз позвонил Тане, Она не ответила: вероятно, ее не было в номере…
…Парыгин открыл глаза.
— Задремали? — спросил пассажир в берете. Журнал лежал на его коленях.
— Нет, вспоминал.
— Воспоминания — старческая болезнь. А вам жить да жить.
— Но вспоминать — значит думать. Или, по-вашему, надо жить, ни о чем не думая?
