— Что входит в твои обязанности? Кроме участия в спектаклях, конечно.
Улыбка широкая, чистая. И почти мгновенно — та же реакция, что и у Павла. Эх, мальчики, какой удар нанес вам негодяй, забравший жизнь Гюстава! Да разве только вам? Об Ольге даже подумать страшно… Потом, все потом, сейчас все внимание ответам Маруфа.
— Мы с Павликом готовим расчеты для проведения раскопок. В основном внизу, там, по мнению Гюстава, могли остаться развалины города.
— И как вы это делаете?
— По-разному, — пожал плечами Маруф. — Вообще-то археология — наука консервативная. Лопатка, совочек, кисточка — без них никуда. Гюстав любил повторять, что руки человека — самый лучший инструмент, что бы там ни изобретали ученые. Но аппаратура, конечно, появляется. Тот тайник мы с помощью ирий-излучателя нашли.
— Ты имеешь в виду тайник, где была шкатулка с перстнем?
— Ага. Гюстав с Ричардом долго спорили, где он может быть. А излучатель — раз и высветил! И дверь в подземелье так же нашли. Я вообще-то люблю с техникой возиться. Гюстав на меня и охрану замка возложил.
— Расскажи подробнее.
— Ну, охрана — это, если честно, громко сказано. Стандартный силовой купол вокруг музейного комплекса.
— Но ведь замок стоит на обрыве?
— Ну и что? Немного изменили программу. Получилась почти полная сфера. Силовое поле прижимается к скале. Очень надежно.
— А зачем она вообще нужна, эта защита?
— Ну, мало ли что… Дождь, ветер сильный. Музей все-таки.
— И когда ты ее включил?
— Как всегда. Посетители ушли, я проверил, не остался ли случайно кто-нибудь, и включил.
— Проверил… Это что, ходил по всем помещениям?
Похоже, моя назойливая тупость уже удивляла Маруфа, но отвечал он по-прежнему вежливо.
— Нет, что вы. Какой смысл ходить, если в каждом помещении датчики установлены. Если на территории музея есть посторонний, защита не включится.
— И в подземелье датчики есть?
— И в подземелье, и во дворе, и в дворовых постройках — везде.
— Значит, незаметно проникнуть в замок или выйти из него не сможет никто посторонний?
Что стоит за этим вопросом, мальчишка понял сразу. Побледнел, но ответил твердо:
— Нет. За это я ручаюсь.
Совсем весело… Классическое «преступление по-английски»… Читать про подобное я читал, а сталкиваться, слава богу, не приходилось… До сегодняшней ночи…
— Спасибо, Маруф. Скажи мне еще вот что…
Те же вопросы: кто уходил, куда, зачем, надолго ли, когда? Те же ответы… Стоп! Вот это важно.
— Когда, ты говоришь, вернулись Павел с Андреем?
— В половине третьего. Я ближе всех к залу сидел, слышал, как часы били, когда они вошли.
Осталось поговорить со старичком-горнистом. Вспомнил наконец его фамилию: Ройский, Вильям Ройский. Потом поднимусь к друзьям — может быть, они что-нибудь заметили. Больше сделать ничего не успею — небо на востоке уже светлеет, вот-вот прибудет шеф со следственной бригадой…
В номере Ройского едко и неприятно пахло каким-то лекарством. Да, сегодня у Бориса недостатка в пациентах нет.
— Садитесь, пожалуйста.
Старичок — сама вежливость. А глаза в прожилках, красные. Раньше я этого не замечал. Плакал, что ли?
— Спасибо.
Странно, все номера одинаковые: две комнаты, небольшая прихожая. Но в этом своя — особая атмосфера. Комнаты почему-то кажутся совсем маленькими. Может быть, дело в тяжелых стеллажах, заставленных от пола до потолка книгами в потертых золоченых переплетах?
Ройский заметил интерес, который я проявил к его библиотеке.
— Это вся моя жизнь, — просто сказал он, ласково касаясь рукой фолиантов. — Сколько себя помню, интересовался историей. Но не всей, а как бы это сказать… В приложении к самому себе, что ли?.. В каждой из этих книг есть упоминание о моих предках. Тридцать четыре поколения — это не шутка! Рыцари, дворяне, воины, купцы, исследователи, солдаты, рабочие… Чем только не занимались Ройские на протяжении веков! А я горжусь. Горжусь тем, что я — последняя ветвь, да какая там ветвь — последний сучек на могучем дереве. Так уж вышло, что семьей я не обзавелся. Со мной род Ройских угаснет, но в памяти человеческой останется. Вам, наверное, трудно понять мои причуды?
— Нет, почему же.
— Вот и Гюстав был таким. Я его очень давно и очень хорошо знаю. Или правильнее сказать: знал? Как-то дико все, в голове не укладывается… Да… Он гордился своим происхождением. Не баронской короной, конечно, а историей, тем, что его предки оставили в веках чистый и ясный след. По-моему, это прекрасно! Нет ничего хуже и страшнее забвения. Знаете, в истории человеческой были периоды, когда люди пытались отказаться от прошлого, устраивали шумные и злорадные судилища на могилах своих предков. Двадцатый век в этом особенно преуспел. И ни к чему, поверьте уж мне, старику, ни к чему хорошему это не привело… Но вас, конечно, интересует совсем другое? Вы уж простите, разболтался… За привычным легче прятать страх и бессилие. Этот кошмар: мертвый Гюстав, кинжал… Нет, из сотрудников этого не мог сделать никто! Абсолютно уверен. Да и зачем? Этот вопрос не идет у меня из головы. Зачем? За что?.. Что я делал вечером? Да, конечно помню. Из зала ушел еще до полуночи. Устал, знаете ли, возраст, да и к режиму привык. Уснул практически сразу же. Потом услышал шум, проснулся, поспешил туда. Вот, собственно, и все… Нет, ничего не слышал, да это и не просто — мои комнаты в самом конце коридора. Кто наливал вино Гюставу и Ольге? Право, как-то не обратил внимания. Вино в моем возрасте интереса уже не представляет, куда привычнее становится минеральная…
Борис сидел на ручке кресла, прижимая к себе заплаканную Марианну.
В другом кресле свернулась клубочком прикрытая пледом Вероника. Андрей устроился прямо на полу — сидел, прислонившись к стене. Свет приглушен, с кровати доносится ровное дыхание Ольги.
— Что с ней?
Борис тяжело поднялся, шагнул мне навстречу:
— Пока спит. Я вызвал медицинский флаер, госпитализировать надо срочно. И ее и Веронику — у девочки сильнейший стресс. Не мешало бы и других отправить в больницу, но все отказываются категорически.
— Вижу, ты уже везде успел побывать…
— А что? — растерялся Борис. — Я что-нибудь не так…
— Да нет, все правильно. Вот что, Боря, вспомни-ка все, что ты делал вечером после того, как ушел из зала.
Борис погладил лысину, недоумевающе посмотрел на меня.
— Собственно… Мы с Марианной проводили Веронику, поднялись к себе и… все.
— Ничего необычного не заметили?
— Нет. Все было тихо.
