Через некоторое время я вновь пошевелился и нашел, что теперь лучше владею своими конечностями.
Подняв руки, я ощупал доски над головой и сорвал с лица вощеную бумагу, устилавшую гроб.
С каждым движением мышцы все лучше подчинялись мне.
Все поры кожи сочились потом.
Ко мне вернулся голос.
Я кричал, ворочался и бил кулаками в доски над головой без всякого видимого результата.
Я на секунду остановился и затем, со всей силой отчаяния, ударил в крышку гроба коленями.
Доска затрещала.
Я вновь и вновь напрягал все свои силы и с последним громадным усилием мне удалось расщепить гробовую крышку; инерция удара увлекла меня на пол, следом упал гроб.
Изможденное тело взяло свое.
Я потерял сознание.
Очнувшись, я ни увидел ни зги; меня окружала полная темнота.
Я подполз к стенке склепа и безуспешно попытался нащупать дверь.
Затем я успокоился и начал обходить склеп по кругу, задевая по пути стоявшие у стенок гробы.
Я слышал, как гремели кости скелетов и как более свежие трупы рушились на пол с глухими ударами, когда гробы их падали и раскалывались.
Временами я спотыкался и растягивался во весь рост среди мертвецов; выставляя руки, чтобы смягчить падение, я нащупывал их иссохшую кожу и кости или гнилую плоть.
От них исходило чудовищное зловоние.
Я решил отдохнуть и присел на гроб.
Передо мной в темноте проходили давно забытые сцены и события.
Я не сумел бы понять, что эти видения связаны со мной, если бы не вязь странных причин, предопределявших ход событий и объяснявших их с такой ясностью, что мой разум мгновенно понимал и истолковывал их смысл.
Бесспорно, нет худшего ада для дурного человека, чем его совесть; и если мы принимаем на веру, что душа по смерти не гибнет и обладает силой мысли, мы тем самым создаем ад куда ужасней простых телесных страданий.
Я вспомнил отрывок из Де Квинси, где он говорит:
«Память лишена способности забывать; тысячи случайных событий определенно образуют пелену между нашим сознанием и тайными письменами памяти, и тысячи таких же событий в свою очередь могут разрывать ту пелену, но, так или иначе, письмена те не исчезают, подобные звездам, что, казалось бы, скрываются перед обычным светом дня, однако на деле знаем мы: свет - лишь покров, наброшенный на светила ночные, и ждут они, чтоб проявиться вновь, покуда затмевающий их день не сокроется сам»*.
И это, и тысячи других тревожных предположений кружились в моем сознании.
Все чувства напряглись; я ощущал себя натянутой струной, что вот-вот лопнет - и тогда я сойду с ума.
Я встал и снова начал ощупывать стены склепа. В длину, как выяснилось, он достигал около 30 футов, в ширину почти 20; у самых стен я иногда задевал головой потолок; это привело меня к мысли, что склеп являлся частью естественной пещеры.
Не исключено, подумал я, что она примыкает к целому ряду переходящих одна в другую пещер и отделяется от них всего лишь тонкой перегородкой.
Я подобрал большую кость и стал постукивать ею по стенам, обходя склеп.
Обойдя несколько раз пещеру по кругу, я убедился, что в одном из углов стена отвечает на постукивание гулким звуком.
Я снова ударил в стену.
Да! несомненно, звук был здесь иным, нежели в других местах.
Пустое пространство за стеной простиралось примерно на три фута в каждом направлении.
Я ожил и попытался пробить костью стену.
Кость оказалось слишком короткой, и мне пришлось пальцами удалить часть земли вокруг проделанного отверстия, чтобы просунуть руку глубже.
Несказанная радость!
Кость прошла насквозь, и дуновение прохладного, свежего воздуха овеяло мое лицо, вспотевшее от физических усилий и пережитых тревог.
После затхлого склепа этот воздух показался мне глотком свежей воды и будто наполнил энергией мое изможденное тело.
Я с новыми силами набросился на отверстие и вскоре расширил его так, что мог протиснуться в дыру.
Какие ужасы ждали меня на той стороне? Но все было лучше, чем склеп с жуткими трупами. Я опустился на колени и прополз в отверстие.
Я вытянул руки перед собой и встретил пустоту.
Что делать? Вернуться в склеп?
Никогда! Лучше умереть, чем возвратиться к ужасающему зловонию.
Мелькнула мысль - отчего бы не убить себя?
Лучше смерть, чем эта страшная тьма.
Я протиснулся дальше и задержался на другой стороне отверстия. Затем, пробормотав молитву, я разжал руки.
На мгновение я завис в воздухе, после ударился о землю и покатился вниз по крутому откосу.
Что-то ударило меня по голове, и я лишился чувств.
Глава VI
Придя в себя, я понял, что лежу на земле рядом со скоплением гигантских грибов, испускавших странный фосфоресцирующий свет.
В неверном свете я увидел, что нахожусь в большой пещере, но не мог составить представления о ее истинных размерах.
Потеки и наросты лавы, пемза, камни и разноцветные кристаллы слагались в стены, которые уходили резко вверх и терялись где-то над головой в пугающей черноте.
Пол пещеры был покрыт осколками тех же камней и кристаллов, что образовывали ее стены.
Кристаллы, сиявшие на стенах и разбросанные по земле, отражали фосфоресцирующий свет, испускаемый грибами; моим ужаснувшимся глазам открылось скопище громадных рептилий - они скользили, извивались и сражались друг с другом, корчась на полу пещеры отвратительными клубками.
Я содрогнулся, отвел взгляд и посмотрел вверх; но здесь меня ждало еще более чудовищное зрелище.
Огромные иссиня-белые птицы с невероятных размеров глазами и искривленными клювами длиною в фут сидели на скалах, выдававшихся из стен, или с хриплым клекотанием перелетали с уступа на уступ.
То и дело, испустив пронзительный вопль, одна из них слетала с насеста, устремлялась к земле, хватала змею и улетала с нею, шипящей и извивающейся, в густую темноту свода.
Повсюду громоздились груды фосфоресцирующих грибов; их потусторонний свет открывал мне жуткие картины.
Лужи черной жидкости на полу сливались в отталкивающие озерца; время от времени, шипя, в воды их бросались змеи и исчезали из виду.
Чистейшее изумление ненадолго притупило ужас.
Но затем пришло отвращение; удивление растаяло, и я задрожал от страха, не зная, что еще может явить мне пещера.
В склепе я испытал духовный и моральный ужас.
Но здесь все было по-иному.
Здесь ужасы были материальны; их воплощали чудовищные птицы и омерзительные змеи.
Вокруг царила атмосфера вековечности и бесконечности, которая все сгущалась и подступала ко мне тягостной близостью безумия.
