— Ты же о богатстве спрашивал.
— Ну, богатство бывает разным. Вот посмотри. — Глен повозился со шкатулкой, что-то щёлкнуло, и крышка открылась.
Внутри чего только не было. Вперемешку лежали камешки, монеты, кортик в потёртых ножнах, маленькие костяные фигурки, несколько колец, колода карт с изображением белого единорога на рубашке, брелок с пронзительно-синим кристаллом, купюры, больше похожие на конфетные обёртки, чем на деньги (а может, это и были конфетные обёртки), толстая стопка исписанной бумаги — и это только верхний слой, который успел разглядеть Майк.
* * *
— Это что, пиратский клад?
— В каком-то смысле это действительно клад. Знаешь, у людей есть такая привычка — кидать монетки в воду, чтобы ещё раз вернуться на берег, где им было хорошо. Фонтан у нас совсем маленький, и обычно я прошу своих постояльцев не засорять его. Если хочется оставить что-нибудь на память — пусть оставляют мне. Вот они и оставляют. Хорошо, что гостей немного, а то бы я не знал, где это всё хранить. Я не прошу у них деньги, совсем наоборот — деньги в Динокко ни на что не годятся, кроме удовлетворения любопытства: иной раз интересно посмотреть на то, что люди ухитряются на них изобразить. Самую большую ценность представляют совсем другие вещи.
— Какие, например?
— Вот эти. — С гордостью сказал Глен, вытаскивая на свет пачку пожелтевших листов. — На, посмотри. Я заметил, что если держать их вместе, в них появляется какая-то сила. Как знать, может быть, на ней и держится этот город…
Майк с сомнением начал перебирать бумагу. Это была странная коллекция. Листы разного размера и цвета, кое-где с потрёпанными краями. Некоторые были исписаны незнакомыми символами с обеих сторон, на других было всего несколько строчек — или столбцов, кто его знает. Письменность чередовалась с рисунками, а может, это тоже была письменность — например, один лист был заполнен различными треугольниками, кое-где наползавшими друг на друга. По другому ползли какие-то червячки, а может, волны. Общее было одно — все они были написаны от руки. Ну или от чего-то, чем можно писать — например, такие вот каракули рукой точно не изобразишь… Одним листком он залюбовался — строки на неизвестном языке были стремительны и красивы, как оперённые стрелы. Под ним неожиданно показалось что-то интересное. Майк перевернул лист и замер, уставившись на бумагу. Это был «Вид на гору Фудзи, исполненный одним движением кисти». Он изумлённо посмотрел на Глена, но тот только пожал плечами. Дальше пошло что-то смутно знакомое — Майк иногда узнавал некоторые слова. Там, кажется, была латынь — или ему показалось… Ещё минуту он перебирал бумаги, пока не попался листок, на котором по-испански вились строки:
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумный, в слезах примчишься,
А меня — ни здесь, ни вокруг…
— Глен, — прокашлявшись, Майк откинулся на спинку стула. — Откуда у тебя это?
Глен заглянул в листок.
— А-а-а… — протянул он. — Да, я помню его. У него всегда были печальные глаза. Он мало говорил и очень внимательно слушал. И ещё он подолгу останавливался возле старого дерева у дороги и смотрел куда-то вверх — может быть, на птиц.
Майк отложил бумаги и вышел на веранду. Зверски хотелось курить. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел вниз на город. Ветер шевелил верхушки деревьев, дёргал за хвост флюгер в форме попугая. Глен вынес два стула, поставил у перил. Не спеша уселся сам и выжидающе посмотрел на Майка. Тот отрицательно покачал головой.
— Я не знаю, что я могу оставить этому месту.
— Ну почему же. — Глен знакомо поднял бровь. — Например, вот это: «Потянутся с севера облака, а с юга — птицы, ветер принесёт тревожный запах талой земли…»
— Знаешь, у меня сил больше нет удивляться. — Слабо улыбнувшись, Майк прислонился к столбику. — Стоило бы удивиться, а не могу.
— И не надо. Просто прими всё как есть.
— Пытаюсь, но плохо получается.
— Не хуже, чем у других. — Глен положил локти на перила, опёрся на них. — На самом деле всё очень просто. С хорошим надо расставаться, оставляя немножко себя. Может быть, тогда тебе позволят взять что-то с собой… А Динокко будет очень приятно, что о нём помнят.
— А расставаться обязательно?
— Обязательно. — Строго сказал Глен. — Мог бы и не спрашивать. Сам всё знаешь.
— Знаю. — Майк взял стул, поставил его спинкой вперёд и уселся верхом. — К сожалению, теперь знаю…
Ветер всё-таки победил, и флюгер со скрипом повернулся. Ветка плюща оторвалась, и теперь казалось, что попугай держит её в клюве. Майк первым нарушил молчание.
— Когда?
— Завтра.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Ночь подкрадывалась не спеша — сначала потемнели крыши, утихла листва на деревьях. Потом небо налилось густой синевой и словно опустилось ниже, кутая город. Внизу загорелись первые фонарики на площади, откуда-то слева раздался негромкий девичий смех. На улицах появились редкие жители. Ещё раз скрипнул и затих до утра флюгер. По одному зажигались тёплым светом окошки.
Облака сначала порозовели, а потом налились понизу багровым, точно густой кровью. Спустя какое-то время померкли и они, и из-за гор вскарабкалась на небо огромная зелёная луна.
Где-то совсем рядом в кустах завозились птицы, устраиваясь на ночлег. Ночь потихоньку вползла в городок, улыбаясь из тени тем, кому не спится. Запахло нагретым за день камнем и незнакомой зеленью, а может — какими-то цветами. Майк пил этот воздух, как пьют немолодое вино — не спеша, по глотку, остро ощущая послевкусие. Было легко и грустно, и немного кружилась голова.
Когда погасли первые окна в домах-близнецах, он хлопнул рукой по перилам и поднялся. Глен остался сидеть неподвижно, как сфинкс. Майк прихватил свой стул, оставил его в зале и потопал наверх по ступенькам.
* * *
Наутро Майк спустился вниз уже одетым. Взял протянутую чашку кофе, положил на стойку несколько исписанных листков.
— Всё, что мог. Ученик из меня плохой — один лист всё-таки потемнел. Совсем не сгорел, но половины почти не видно… Хотя так лучше, наверное.
— Возможно. — Глен достал из-под стойки свёрток с едой. — Я тут кое-что собрал тебе в дорогу.
Майк подумал немного и мотнул головой.
— Не стоит. Путешествовать надо налегке, это я всё-таки понял.
Глен взглянул внимательно, и Майк впервые увидел, какие у него по-настоящему живые глаза. Одним глотком допив кофе, Майк поставил чашку на стол и вышел на веранду. Где-то высоко на дереве крикнула птица, ей отозвалась другая. Майк сбежал со ступенек, прошёл под навес к мотоциклу. Вставил ключ, нажал кнопку на руле, и мотоцикл буркнул спросонья. Пока прогревался двигатель, Глен не спеша вышел к перилам.
