А она, наверное, еще не легла. Молодые поздно ложатся. Может быть, она сейчас принимает ванну — пенится шампунь, с шумом стекают струи, а она негромко напевает… а из спальни доносится раздраженный голос тусклого красавца: «Инга,ты скоро?»
И вдруг мертвая стрелка резко рванулась вверх, Дрыгнула на середину шкалы и заплясала там в неимоверно-быстром ритме, колеблясь между соседними делениями.
Он дернулся, как в электрошоке, но почему-то сразу не встал, он смотрел на дрожащую стрелку — Нe упустить момент, дождаться, пока она остановится! — но это же совсем не имеет значения, боже мой, совсем не имеет… кошмар, наваждение… Словно избавляясь от гипноза, он медленно отвел глаза в сторону — и, вскочив, ринулся туда, где…
На лестничную площадку.
И сначала он увидел — четко, будто вернулась острота зрения, — руку, одну только руку в светлой облегающей перчатке, поверх которой на среднем пальце серебрилось тоненькое колечко. А указательным она нажимала на кнопку звонка, круглую рубиновую пуговку, которая находилась, может быть, в сотнях километров отсюда, — и которая была здесь, в десяти шагах…
Она ритмично нажимала на кнопку, не получала ответа — и хмурилась, сводя брови на переносице точно так же, как тогда в буфете… Где бы это ни происходило — она была одна, совсем одна, поздней ночью на лестничной площадке.
Он сделал несколько шагов вперед.
— Простите, мисс… Инга? Добрый вечер. Я вижу, что вы… я хотел бы, если вы, конечно, не против, пригласить вас войти…
Я не узнавала его, в упор не узнавала и не помнила, — но Марты уже точно не было дома, идти мне было абсолютно некуда, а этот сосед даже знал мое имя… Я более или менее ослепительно улыбнулась, кивнула и ответила:
— Спасибо.
В его квартире было гораздо темнее, чем на лестничной площадке. Я споткнулась на пороге — на правую, к несчастью, — и задела головой китайский колокольчик. Раздался тоненький печальный звон, и в тот же момент сосед Марты щелкнул выключателем.
Свет разгорался медленно, постепенно, это была люминесцентная лампа, очень слабая, так что я даже не сощурилась, — но хозяин прикрыл ладонью свои квадратные очки с толстыми стеклами Собственно, выглядел он вполне добропорядочно. Маленький интеллигентный старичок, типичный университетский профессор на пенсии. Да, если я и видела его где-то раньше, так только в Сент-Клэре, то есть вечность назад, то есть в предыдущей жизни, когда… стоп. Я уже чуть было не довела себя до истерики на лестничной площадке.
Он отвел руку от часто мигающих за очками глаз, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, он ничего не говорил, и это молчание становилось напряженным. Не люблю.
— Вы не знаете, Марта надолго уехала? — Я напоролась на непонимающее выражение его лица и переспросила: — Марта, ваша соседка?
Он ответил после паузы, и было совершенно очевидно, что имя Марты он слышит впервые.
— Я как-то не поинтересовался, в последнее время я редко общаюсь с соседями. Проходите в комнату, мисс Инга, сейчас я приготовлю вам чаю…
Представляться он и не думал — значит, я, по идее, тоже должна была его знать. Зловещие провалы в памяти, поздравляю. А впрочем, весь последний год я только и делала, что старалась забыть, — так почему бы и не добиться в этом хоть каких-то успехов?
Я оставила на его руках свое светло-кофейное пальто и вошла в гостиную… хотя нет, комнатка была совсем маленькая и со всех сторон замурованная корешками книг — то ли кабинет, то ли библиотека
Тусклый свет единственной настольной лампы едва Пробивался сквозь тяжелые складки клетчатого покрывала. Старичок протянул руку к рычажку большой, тускло поблескивающей подвесками люстры — но я, из уважения к его светобоязни, запротестовала, и он ушел на кухню готовить чай. Здесь было хорошо. То есть нормального человека в нормальной ситуации такая обстановка в восторг бы не привела: эти книги, все до одной с золотым обрезом, сужающие пространство, приплюснутоe сверху тяжелой люстрой, две этажерки — тоже с книгами, круглый столик, похожий на туалетный, не застеленный скатертью, — на нем нелепо торчал какой-то прибор с дрожащей стрелкой. И еще занавески — непроницаемые, словно ставни, Железный занавес от внешнего мира. Вот, пожалуй, из-за них тут и было так хорошо. Абсолютно внутренний мирок, маленький, тихий.
Я села в мягкое кресло перед этим самым столиком и, не удержавшись, потрогала пальцем выпуклое стекло, за которым еле заметно трепыхалась тоненькая стрелка. Еще тут был квадратный пульт, очень простой: четыре лампочки, две кнопки и рубильник, похожий на выключатель настольной лампы. Рядом с ним лежало несколько книг — одну из них я раскрыла посередине и тут же захлопнула, краем глаза скользнув по длинному, на весь разворот, пестрому ряду формул. Хватит, в Сент-Клэре я уже как-то выбрала семестровый курс физики И жалела потом об этом. Между прочим, экзамен я тогда так и не сдала, и Странтона так и не купила, этот жуткий учебник с оранжевой обложкой… Впрочем, Странтона мне обещала Энн, она учила физику годом раньше, она же, кстати, меня на это и подбила. Я положила книгу обратно на столик. Так забавно — думать сейчас о физике, об этом несчастном Сент-Клэре, принадлежащем далекому прошлому, — словно я несколько часов назад не бросила любовника, словно не стояла только что на лестничной площадке, не представляя, где буду ночевать. Как будто за окном не холодная октябрьская ночь, как будто я уже придумала, что делать дальше. А все потому, что здесь такие спокойные и монолитные занавески. И не горит люстра.
Все-таки было темновато, и я откинула с настольной лампы край клетчатого пледа. Хорошо хоть, не задела прибор со стрелкой — потому что книги так и посыпались на пол. Те, кто говорит, что я безопасна только со связанными руками, абсолютно правы. Одна из книг раскрылась на форзаце: и, надо же, с портрета автора смотрел сосед Марты — помоложе, конечно, даже еще без очков. И автограф чуть ниже: проф. Ричард Странтон. Вот так-то.
Собирая книги, я прикинула, откуда он может меня знать. Дело в том, что он ушел на пенсию гораздо раньше, чем я поступила, и был представлен в университете благоговейными воспоминаниями, оранжевым учебником и портретом в боковом холле. То есть, по-настоящему, узнать его должна была я… если бы все это происходило не так давно.
Я аккуратно сложила книги стопочкой на столе, и тут распахнулась дверь. Профессор тяжело переводил дыхание, словно, узнав что-то ужасное, бежал сюда без остановки несколько километров.
— Вы… с вами ничего не случилось, мисс Инга? Я улыбнулась, мысленно давая себе слово пальцем ни до чего больше не дотрагиваться.
