— Да нет, спасибо, — сделала шаг назад Нава.
— Обиделась, — усмехнулась мать. — Что ж, дабы ты быстрей повзрослела, буду откровенна: мне неприятны воспоминания о том, как я тебя зачала и как рожала.
— Потому что над тобой насмехаются подруги?
— Да что они понимают, — вздохнула мать. — Ни им, ни тебе этого уже не понять.
— Значит, — сделала вывод Нава. — Ты предпочитаешь, чтобы мы были подругами, а не матерью и дочерью?
— Да, девочка, — без улыбки подтвердила мать. — И я надеюсь, что со временем ты поймешь, что я была права.
— Так тому и быть! — кивнула Нава, почувствовав, как сжалось сердце. — Привет, подруга. Только как тебя называть? Мы так давно… расстались, что я не уверена в твоем имени… Или, может быть, в подругах у тебя другое имя?
— Нет, меня, по-прежнему, зовут Тана.
— Итак, Тана, подруги времени зря не теряют… Чем обязана?..
— Да, Нава, мы времени зря не теряем, но всегда встречаем новых подруг.
— Чтобы поставить на нужное место в нужном ряду? — кивнула Нава.
— Зря иронизируешь. Найти свое место не так-то просто, а от этого зависит, как ты будешь жить. Процесс затягивает, и изменить неудачно выбранное место не всегда удается… Я сама захотела тебя встретить.
«Чтобы сразу выяснить отношения, — прокомментировала про себя Нава, — и пресечь ненужные поползновения, слюни и сопли, оскорбляющие честь и достоинство истинной подруги».
Эти подруги нравились Наве все меньше и меньше, хотя, по существу, она с ними еще в полной мере и не встретилась. Она понимала, что это неправильно, что она одна из подруг, теперь это ее сущность, но ничего не могла с собой поделать. Восторга от перспективы общения с ними она не испытывала. Может, они ее пугали, как все незнакомое, непривычное? Вполне возможно. Но пока…
— Вот, — продолжала Тана, показывая на свеженького мертвяка, стоявшего в сторонке, — я привела тебе пластика, специально для тебя синтезировала… Потом переделаешь под себя, а пока пусть служит.
— Спасибо, Тана, — заставила себя улыбнуться Нава и приказала: — Ну, мертвяк, стань рядом, коли ты мой.
Мертвяк послушно занял указанное Навой место и равнодушно взирал на озеро.
— Пластик, а не мертвяк! — строго поправила старшая подруга. — Такой жаргон у нас не принят.
— Мой мертвяк — как хочу, так и называю, — хмыкнула Нава.
— Тяжело тебе придется с таким характером, — вздохнула Тана.
— Да уж справлюсь как-нибудь, — повела плечами Нава, словно сбрасывая с них обещанный груз. — А что вы их такими страшилами делаете? — показала она на мертвяков. — Как издевательство над мужчинами? Чтобы напоминать себе, какие они ужасные и примитивные?
— Для нас пластики не ужасны, а функциональны, — уточнила Тана.
— Как и мужчины когда-то, — усмехнулась Нава.
— Ну, пошли, — повернулась Тана.
— Подожди, — остановила ее Нава. — Что вы сделали с Молчуном?
— Не понимаю, — искренне призналась Тана.
— С мужем моим! С которым вы меня встретили!..
— С мужем?! Да ты прошла ли Одержание?
— Прошла, Тана, прошла, — усмехнулась Нава, — Но пройти Одержание не значит потерять человеческий облик, не значит растоптать человеческие чувства.
— Человеческие чувства можно испытывать только к человеку, — поморщилась Тана.
— Чушь! Человеческие чувства может испытывать только человек! Но обращены они могут быть к кому угодно — и к Матери-Природе, и к дереву, и к мертвяку и к тем, кем мы были когда-то… Вас почему-то обуревает злоба, а мне их жаль. Они были добры ко мне.
— Это было прежде. Теперь все изменилось. Неужели ты не поняла?
— Я все поняла. Жертва не может быть добра к палачу, спешащему привести приговор в исполнение и пойти поужинать… Как и палач к жертве… У вас именно такие отношения! А я считаю, что к ним надо относиться, как к больным братьям и сестрам. Мы — дети одной матери.
— Вы — я — они! — воскликнула Тана. — Ты что — не одна из нас?
— Не знаю. — призналась Нава. — Может быть, через меня Мать-Природа решила сообщить вам нечто важное, о чем раньше она сказать забыла или чего, возможно, не понимала…
— Не слишком ли ты заносишься, подруга?! — В голосе старшей зазвенело еле сдерживаемое раздражение.
— Я вообще не заношусь. Я говорю то, что чувствую.
— Не вредно было бы при этом еще и думать. Не все станут терпеть твои глупости. У меня к тебе все-таки особое отношение…
— Это уже похоже на угрозу…
— Нет, это похоже на доброе предупреждение.
— Ты хочешь сказать, что мне опасно иметь собственное мнение? — усмехнулась Нава.
— Как ты еще молода и наивна, девочка! — вздохнула Тана. — Мне заранее жаль тебя. Но, похоже, пока ты не внемлешь гласу разума… Что ж, твои колючки быстро обломают… Только это будет больно…
— Так что вы сделали с моим мужем?! — повторила вопрос Нава.
— А, ты все об этом козлике, грязном и вонючем. Дался он тебе!.. Я его видела в последний раз вместе с тобой. Мы ушли, а он остался. Больше я ничего не знаю… Хотя нет, потом мы обнаружили пластика, который должен был отвести его к Воспитательницам. Пластик был разрезан чем-то сверху донизу. А козлик твой исчез… Наверное, других коз вместо тебя подыскивать… Он оказался не столь безобидным, как выглядел.
— Молодец, Молчун! — воскликнула Нава.
— Молодец? Он испортил вполне работоспособного пластика! Как это ему удалось? Зря мы его сразу не умертвили.
— А ведь он хотел защитить вас от мертвяков! — воскликнула Нава. — Когда мы встретились.
— Нас от пластиков? — засмеялась Тана. — Один против двух пластиков?! Ну, он у тебя совсем идиот!.. Впрочем, козлы всегда теряют голову, когда защищают свою собственность, особенно, самок…
— Он же не знал, кто вы. Ему это было безразлично, потому что он считал, будто вам угрожает опасность.
— Он решил, будто мы его собственность, потому что женщины, и решил защитить то, что ему принадлежит как властелину природы. Зря мы не предоставили ему такой возможности. Это было бы неплохое развлечение.
— Как долго я проходила Одержание? — оборвала излияния Нава.
— Теперь время для нас не проблема! Считай, что мгновение, — отмахнулась Тана.
— Я не про себя!
— Ты хочешь знать, не стал ли он дряхлым стариком?.. Нет, для него прошел один год… Ты проходила Одержание удивительно долго… Но я не знаю и не хочу знать, что с этим козлом!..
— Он не козел! — вступилась Нава. — Он даже не прикоснулся ко мне, хотя имел все возможности! Я даже сама ему предлагала, считая, что обязана выполнять супружеские обязанности. Да мне и самой было интересно… Тогда…
