Тут Таллент сломался. С жалобным всхлипом ухватил
Паркхерста за рукав:
- Пожалуйста... пожалуйста... Бога ради... возьмите меня с собой! Не оставляйте здесь! Ведь я... я умру... умру...
С посуровевшим лицом Паркхерст оттолкнул руку трясущегося наркомана.
Таллент отшатнулся:
- Но почему? За что вы меня так ненавидите? Почему вы хотите моей смерти? - В горле у него застряло рыдание. Вожак Сопротивления совсем помрачнел:
- Нет-нет, не думай так! Не смей так думать! Пожалуйста! Ведь я не знал тебя, когда выяснилось, что нам нужен именно такой человек. Честно говоря, такие, как ты, мне не по вкусу - но нет у меня причин ненавидеть тебя лично!
Ты, парень, настоящий герой. Когда мы... если мы прорвемся, тебе установят памятник. Радость, конечно; небольшая - и тебе он уже ничем не поможет- Но его установят.
Последние семь часов я поневоле заставлял себя испытывать к тебе презрение. Поневоле, понимаешь? Иначе я не смог бы тебя тут оставить. Я сам бы остался вместо тебя - но тогда ничего бы не вышло. Я страшно устал. Мои жена и дети погибли. Я хочу умереть. Очень хочу умереть. Но ты... ты бросишься бежать. Ты побежишь так, что найдут тебя очень не скоро. И мы выиграем столь нужное нам время!
Я специально заставлял себя думать о тебе как о выродке человеческой расы.
И знаешь, - почти в экстазе самооправдания вырвалось у Паркхерста, тут ты мне очень помог. Ну посмотри же на себя! Посмотри!
Таллент понимал, что имеет в виду блондин. Да, он и правда редкое отребье. И правда трус. Он побежит. Наркоман словно видел себя со стороны: дохлое тело, истекая потом, трясется в ознобе, рыщущие в поисках выхода глаза широко распахнуты. И страх, животный страх горит в этих глазах. Таллент знал, что он трус. Но что толку?
Не хотел он так умирать!
- Получается, - заключил Паркхерст, - что я ненавижу тебя, парень, просто потому, что должен ненавидеть. И ненавижу себя за это. И оставляю тебя здесь. А ты такой, какой ты есть, - будешь бегать и прятаться от кибенов так долго, что мы успеем добраться до аванпоста и предупредить Землю о вражеском наступлении.
Вожак Сопротивления хотел было подняться на борт, но Таллент снова ухватил его за руку.
Все последние несколько часов трус просил и умолял.
И даже теперь он не видел иного выхода- Униженная жизнь довела Бенно Таллента до полной бесхребетности.
- Скажите... скажите хотя бы... можно как-то обезвредить бомбу? Можно? Вы же им сказали, что можно.
Поймав ребячески-ищущий взгляд Таллента, Паркхерст неприязненно поморщился:
- Черт возьми, да есть в тебе хоть капля мужества?
- Скажи мне! Скажи! - завопил мародер. В иллюминаторах корабля забелели лица.
- Не могу я, парень, тебе сказать. Будь ты уверен, что бомбу обезвредить можно, ты бы мигом кинулся кибенам в объятия. А если ты будешь думать, что только они ее тронут, как бомба рванет, то станешь выжидать.
Паркхерст стряхнул руку отчаявшегося мародера и прошел внутрь.
Дверца начала задвигаться, но Паркхерст ненадолго ее придержал.
- Я знаю, как тебя зовут, - помягчевшим голосом проговорил он. Прощай, Бенно Таллент- Хотел бы я еще сказать: храни тебя Бог.
Дверца захлопнулась. Слышно было, как ее задраивают изнутри. Потом послышался нарастающий вой реакторов.
В диком ослеплении Таллент бросился бежать прочь со стартовой площадки - к спасительным бункерам. К бункерам, под которыми и располагался штаб Сопротивления.
Потом он стоял у фильтрующего окна и наблюдал за исчезающей в темнеющем небе тонкой линией выхлопа.
Один.
Последний человек на Планете Мерта.
Он вспомнил слова Паркхерста: "Нет у меня к тебе ненависти. Но это должно быть сделано. Это должно быть сделано, и сделать это придется тебе. Но ненависти к тебе у меня нет".
И вот он остался один. Наедине с Планетой, захваченной неведомыми ему существами. И с чудовищно разрушительной бомбой в животе.
V
Когда корабль исчез, когда последний клочок белого выхлопа затерялся в звездном ночном небе, Таллент встал у открытой двери бункера и тупо уставился на пустой космодром. Они его бросили. Бросили. Несмотря на все мольбы и призывы к милосердию. Вся его борьба прошла даром. Он брошен. Затерян в космосе. Затерян в пустоте этого космодрома и в пустоте собственной души.
Холодные ветры с океана ворошили траву космодрома, подлетали к двери бункера и неслись дальше. Таллент вдруг снова почувствовал пробуждающийся голод.
Но теперь-то по крайней мере он может с головой уйти в дурь! Точно! Погрузит себя в наркотический ступор - и будет нежиться на седьмом небе, пока проклятая бомба не рванет!
Отыскав люк, Таллент открыл его и пробрался в штаб Сопротивления.
Полчаса спустя, взломав и обшарив все шкафы и шкафчики, варварски разбросав по полу продукты, наркоман отыскал баддеровский запасец медицинской дури. Нурмогероинный концентрат. Та самая дрянь, на которую он когда-то подсел. Рабом которой сделался в двадцать три года после одной-единственной понюшки. Давно это было. А немного отдохнуть довелось только теперь.
Таллент втюхал пакетик и мигом почуял, как становится смелее, сильнее и здоровее. Что? Кибены? А подать их сюда! Да он одной левой! Всю их армаду! И пусть только потом эти сукины дети земляне попробуют вернуться! Планета Мерта отныне принадлежит ему! Он станет здесь царем! Властелином Вселенной!
С белыми пакетиками в кармане джемпера герой прошествовал вверх по лестнице и открыл люк.
Тут-то Таллент впервые и увидел кибенов.
Они сотнями роились на космодроме. Росту вполне обычного - все выше полутора метров, но ниже метра восьмидесяти. И на вид совсем как люди только золотокожие, а на руках вместо пальцев гибкие щупальца по шесть на каждой.
И именно это сходство с людьми вдруг устрашило Таллента. Будь кибены какими-нибудь монстрами, тогда другое дело. Тогда он мог бы презирать их и ненавидеть уже за то, что они монстры. А так эти твари казались даже симпатичнее людей.
Да, раньше Таллент их не видел. Зато слышал крики, которыми оглашались городские каньоны. Слышал, к примеру, дикие вопли девушки, на спине у которой не осталось и клочка мяса. Таллент даже по-своему ее пожалел. Вспомнил, как пожелал ей умереть от потери крови. С такими ранами должно было уйти всего три-четыре часа. Учитывая нравы кибенов, намного быстрее и не так мучительно.
Но как же они напоминали людей! Только вот золотистые.
И вдруг до Таллента дошло, что он оказался в ловушке. Другого выхода отсюда нет. Он заперт в этом бункере беспомощный, безоружный. Кибены найдут его и прикончат, даже не зная, где на самом деле то, что они ищут. Конечно, его не спросят, нет ли у него в брюхе бомбы. Такое никому и в голову не придет.
