побольше.
– Запасся, – коротко ответил водитель. Какие-то вопросы все-таки вертелись у него на языке, но он промолчал, полез в кабину.
А я пошел к лифту.
Самым странным в Комках было то, что они остались.
Исчезли только Продавцы.
Сами бесформенные сооружения продолжали стоять, и ничего с ними не делалось. Горел внутри свет, работала вентиляция. Остались занавески между торговой зоной и местом, где Продавцы отдыхали на кушетке и получали товары из стеклянного куба-синтезатора.
Занавески, разумеется, скоро сперли.
Кушетки и стеклянные кубы тоже быстро утащили.
Государство опечатало и охраняло несколько Комков в Москве, но, как говорил Лихачев, кушетка оказалась просто кушеткой, штора просто шторой, а стеклянный куб – кубом из стекла. Никаких признаков высоких технологий.
В кубе-синтезаторе, скорее всего, технологии были. Но то ли оказались нашим ученым не по зубам, то ли Продавцы извлекли их, оставив пустую стеклянную коробку.
Так что бо́льшая часть Комков осталась бесхозной и разграбленной. В некоторых открыли бары и маленькие клубы, в других поселились психи, обожествляющие Продавцов, или бомжи. Некоторые стояли пустыми, лишь иногда в них устраивали тусы подростки, бухающие и трахающиеся прямо на прилавке.
В «моем» Комке, рядом с Гнездниковским, неделю процветал самый натуральный карго-культ. Какой-то псих замотался в балахон, копирующий одежду Продавцов, и принимал у серчеров кристаллики, расплачиваясь рукописными расписками: «Принято в обмен на лекарство для улучшения памяти», «Принято в обмен на ящик коньяка «Деламен» пятидесятилетнего», «Принято в обмен…»
Курс был даже лучше, чем у Продавцов, а псих уверял, что его назначили временно принимать кристаллы и потом все будет выплачено.
К нему приходили и сдавали лут, хотя, наверное, понимали – это фуфло. Так когда-то люди вкладывали деньги в финансовые пирамиды.
Через неделю серчерам надоело. Психа побили, сорвали занавеску, которую он повесил вместо украденной, и обнаружили старую акриловую ванну, засыпанную кристалликами. В ней псих и спал, раздевшись догола, что помогло кристалликам не протухнуть, но обошлось ему еще в несколько хороших пинков и затрещин.
Вместо стеклянного куба, кстати, он поставил пустой разбитый аквариум, в который зачем-то положил мягкую игрушку – рыбку дори.
После этого Комок опустел. Иногда молодежь тут тусила, но отпугивающее излучение Гнезда все-таки делало место не слишком уютным.
Вот и сейчас, когда я вошел в Комок (дверь оказалась не такой прочной, как стены, и болталась на одной петле), там никого не было. Горел свет, воздух оставался чист и прохладен, несмотря на то что на прилавке стояли в ряд пустые пивные бутылки и лежали в бумажных тарелках остатки вяленых лещей. Ну или какой-то иной рыбы, я в ней плохо разбираюсь.
Хорошая вентиляция. Но, в общем, и гуляли тут довольно культурно, свинячили в меру.
Сам не знаю, зачем я сюда зашел перед визитом в Гнездо. То ли ностальгия какая-то прорезалась, то ли хотелось верить, что открою дверь, а за ней все как прежде.
Но жизнь так устроена, что как прежде никогда ничего не бывает. Лучше, хуже, но всегда иначе.
Я запрыгнул на прилавок. Посидел в ожидании, глядя на перевернутую ванну и разбитый аквариум. Плюшевая рыбка смотрела на меня восторженными глупыми глазами.
Ну, давай… шредингеровский Продавец. Появляйся из небытия!
Нет, никого не возникало.
– Я этого не хотел, – сказал я негромко. – Меня все устраивало. Это родители переживали, а мне такая жизнь нравилась.
Я помолчал, но ответа, конечно же, не было. В этом преимущество разговора с пустотой.
– Но я же не мог пройти мимо, – продолжил я. – Отпустить девчонку одну в Гнездо, где всех поубивали. Я не мог.
– Да мог ты, мог, – раздалось за спиной.
Я обернулся и увидел Ивана.
Прежний стоял у двери, закутанный во что-то вроде накидки из тонких искрящихся нитей, будто нацепил на себя пучок гирлянд. По нитям пробегали разноцветные огоньки.
– Вот уж не думал, что вы пользуетесь такими технологиями, – сказал я.
– Почему?
– Ну, раньше…
– Раньше не требовалось. – Прежний усмехнулся. – Эта штука экранирует меня от всего.
– Но я вас вижу.
– Потому что я так захотел. Кстати, не называй меня по имени, хорошо? Твои слова могут услышать.
Я подумал и кивнул.
Что ж, если я встретил Инсека, пусть даже клона, стоило ожидать и визита Прежнего.
– Чего хотел жук?
Я даже не сразу понял, что речь об Инсеке. Все-таки они не были насекомыми, несмотря на внешнее сходство.
– Ничего. Видимо, это я просил о встрече, когда был на Чш-чшш-жж.
Иван поморщился:
– Какой чудовищный акцент. Для Инсека твои слова прозвучали бы как «на вращающейся в воде игле».
Я пожал плечами.
– Зачем ты просил о встрече?
– Чтобы отчитаться… – Я подумал. – Нет. Чтобы вспомнить.
– Твой Высший продолжает темнить?
Я глянул на Ивана с любопытством.
– И это знаете?
– Да от тебя несет его присутствием. – Прежний передернул плечами. – Нет, сейчас его нет, но он тебя хорошенько использовал… А ведь я сразу говорил, Максим не так прост. Я всем это говорил!
– Может, знаете и кто он такой?
– Нет, и в этом вся проблема. – Прежний развел руками. – Но он враг Высшему Миланы, значит, нам не враг.
– Все не так просто.
– Просто никогда не бывает. Но ты видишь, я рискнул прийти.
Говоря о риске, он, конечно, был прав. Высший выгнал Прежних с Земли, а Высшие не шутят.
– Хорошо. Что дальше?
– Хочу предложить помощь.
Я пожал плечами.
– Ты же не побрезговал обратиться к Инсекам? А они относятся к людям куда хуже нас.
– Какую помощь?
– В противостоянии Высшему Миланы.
Прежний неторопливо подошел, уселся рядом со мной. Дружелюбно улыбнулся.
– И не спеши, не говори «нет». Во-первых, мы согласны на независимость Земли. Это болезненно, но мы справимся. А ты развивай Землю, как сочтешь нужным. Будем… немножко союзниками. Ну или хотя бы не врагами. Если поможешь задавить жуков – совсем хорошо. Станешь держать нейтралитет – прекрасно. Во-вторых, тебя терзает мысль, что придется сражаться с девушкой, которую любишь. Если мы поможем, есть шанс победить Высшего, не убивая ее. Ну что, все еще хочешь отказаться?
Я молчал.
– Ты попал в неприятную ситуацию, ты не можешь разделить с Миланой Землю. И я понимаю, что и сдаться ты не можешь. Даже если решишь поиграть в благородство – твой Высший этого не позволит. Ты вынужден сражаться.
– Дело не в этом, – сказал я. – Если я уступлю и мой Высший исчезнет, то погибнет вся Галактика.
Иван некоторое время смотрел на меня. Потом расплылся в улыбке.
– Максим… прости, если задену твое самолюбие… но такого не бывает. Высшие появляются и исчезают, уходя на следующую
