— Да, мальчик. И что ты теперь скажешь о принятом им решении?
— Не знаю… — Ученик сморщился, словно от зубной боли. — Как самурай, он должен был совершить сэппуку… но тогда не было бы всего нашего рода… отца… меня… А это правда? Я хотел сказать, что отец никогда не говорил мне…
— История Ошо не из тех, какими гордятся, — сухо ответил Сэнсей. — Но ты должен быть благодарен ему за то, что у него хватило ума выбрать жизнь. Жил он долго — мне кажется, лет восемьдесят или девяносто. А вся эта история случилась, когда ему было двадцать шесть. Так что большую часть жизни он чувствовал себя полным дерьмом.
Он отвел взгляд от глупой физиономии Ученика и негромко продекламировал:
— Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни…
Даже тогда…
И снова Ученик не понял его — ведь за тонкими стенами додзё свистел зимний ветер, и белые лепестки вишен давным-давно облетели.
РАССКАЗЫ ИЗ БЕЛОГО СУНДУКА
Кот Эдипа
— Третья загадка, — промурлыкал голос за ширмой. — Никому до сих пор не под силу было разгадать ее, смертный. Попрощайся заранее со своей никчемной жизнью…
Голос был похож на женский, но только отчасти. Эдипу показалось, что на этот раз в нем звучали раздраженные нотки. Неудивительно — ведь предыдущие две загадки дались ему довольно легко. — Я готов, Вопрошающая, — лаконично ответил он.
За ширмой завозились. Остро пахнуло зверем.
— Внемли же, — важно произнес голос. — Какое существо утром передвигается на четырех ногах, днем — на двух, а вечером — на трех?
В зале заброшенного храма стало очень тихо. Было слышно, как назойливо жужжит муха под потолком. Пыльные столбы света, падавшие сквозь дыры в полуразрушенной крыше, освещали расколотые капители рухнувших колонн, обезглавленные статуи богов, разбитые алтари. В восточной стене зиял пролом — за ним обрывался отвесно вниз склон горы, на вершине которой построен был храм Аполлона. Туда, в провал глубиной в пять стадиев, очень скоро полетит тело проигравшего состязание.
Эдип на всякий случай оглянулся посмотреть, на месте ли его свидетель. Леокай, конечно же, оказался на месте — сидел себе на каменном приступке, подставив лицо ласковому осеннему солнышку, и играл с малым котенком, которого Эдип неизвестно зачем подобрал сегодня с утра на городской свалке. Для Леокая, старого воина, ничего особенно интересного в храме не происходило: ну, пришел к деве-львице еще один герой, ну, придется нести обратно в Фивы доспехи и меч — их чудовище обычно выбрасывает. Скучная, рутинная служба…
— Леокай, — окликнул свидетеля Эдип. — Третья загадка!
— Удачи, сынок, — равнодушно откликнулся воин. Заветы предков предписывали свидетелю внимательно выслушивать загадки и следить, чтобы никто из состязающихся сторон не жульничал, но Леокай наотрез отказался заходить в храм, заявив, что у него дома семеро по лавкам, а кормилец он один. Эдип, впрочем, подозревал, что главная задача свидетеля состоит в том, чтобы не дать одумавшемуся герою сбежать с места состязания.
«Ну и Крон с тобой, — беззлобно подумал он. — Все равно всем известно, что Сфинкс всегда играет честно…»
С другой стороны, разгадать все загадки Сфинкса не сумел еще никто, поэтому и резона нарушать правила у чудовища до сих пор не было. Но такие мысли Эдип старался от себя отгонять.
— Утром — на четырех, днем на двух, а вечером на трех, — задумчиво повторил он. — Во всем мире не сыщешь такого удивительного существа…
— Хр-рм, — удовлетворенно сказала Сфинкс. Из-за ширмы показалась страшная когтистая лапа, покрытая крупной змеиной чешуей. Эдип предостерегающе кашлянул.
— …но ведь, если ты спрашиваешь, уважаемая, то, верно, такое существо должно быть…
Когти с противным звуком царапнули каменную плиту, и лапа неохотно спряталась обратно.
— И сдается мне, что я знаю, кого ты имеешь в виду, — торопливо добавил Эдип.
— Знаешь — говори! — рявкнули за ширмой. — И помни — попытка всего одна!
— Мудрена твоя загадка, Вопрошающая, а ответ на нее прост. Существо это — человек. В младенчестве он ползает на четвереньках, в зрелом возрасте уверенно ходит на двух ногах, а в немощной старости опирается на посох.
В зале снова повисло молчание. Потом из-за ширмы донеслось зловещее рычание, и Эдип на всякий случай положил руку на меч.
— Ты угадал, смертный! — поскучневшим голосом признала Сфинкс. — Видят боги, я не понимаю, как тебе это удалось. Может ли быть, что кто-то научил тебя ответу заранее?
Эдип перевел дух.
— Нет, Вопрошающая. Просто я от рождения хром. Много лет приходилось мне ходить, опираясь на тот самый стариковский посох, прежде чем я достаточно укрепил свои мышцы. Теперь-то я обхожусь без него, но хорошо помню, каково быть трехногим…
Сфинкс помолчала.
— Надо же, как не повезло, — пожаловалась она наконец. — Как, говоришь, тебя звать-то?
— Эдип, Вопрошающая. На языке моего народа это имя как раз и значит «опухшие ноги».
— «На языке моего народа», — передразнило чудовище. — А мы тут с тобой на каком разговариваем? На персидском, что ли?
— Сам я из Коринфа, — охотно развил тему Эдип. Победа привела его в хорошее расположение духа, и он не прочь был поговорить. — Эдипом меня там назвали. А как пришел я в Фивы, надо мною долго смеялись, потому что у фиванцев «эдип» означает «опухшие»…
— Помолчи, смертный, — властно перебила его Сфинкс. — Ты отгадал мои загадки и теперь имеешь право загадать мне свои. Условия прежние: если я все отгадаю, быть тебе задушенным. Не отгадаю хотя бы одну — прыгаю в пропасть, а ты возвращаешься в Фивы победителем. Справедливо?
— Значит, то, что я отгадал все твои загадки, не считается?
— Почему «не считается»? — обиделась Сфинкс. — Ты же пока живой?
Эдип не нашелся, что ответить.
— Ладно, — сказал он после долгой паузы. — Вот тебе первая загадка, Ответствующая: что предсказал мне дельфийский оракул прошлой весной?
За ширмой довольно заворчали.
— Тоже мне, теорема Пифагора… Ты, верно, спросил у пифии, кто твои отец с матерью и почему в Коринфе тебя зовут подкидышем, а оракул тебе возьми да скажи…
Тут голос Сфинкса внезапно стал высоким и визгливым — Эдип даже отшатнулся от неожиданности.
— «Убьешь ты своего отца и возьмешь в жены свою мать!»
— Тише! — зашипел Эдип, нервно оглядываясь. — Свидетель услышит!
— Ага! — расхохоталось чудовище. — Стыдишься, смертный? Ну что, отгадала я твою паршивую загадку?
Эдип едва не сплюнул от досады, но сдержался — в храме, пусть и заброшенном, плеваться нехорошо.
— Отгадала, — нехотя признал он. — Хотя и не понимаю, откуда тебе это ведомо…
— Вообще-то я отчитываться не обязана, — сварливо сказала Сфинкс, — но уж поскольку ты мне про свое увечье поведал, я тебе тоже кое-что объясню. Пифии, смертный, сплетницы, каких мало. Чем, думаешь, они там у себя занимаются в свободное время? Перемывают кости тем, кто пришел просить у них совета. Особенно достается таким, как ты… извращенцам…
— Но-но, — прикрикнул Эдип, снова берясь за меч. — Попрошу без оскорблений!
За ширмой глухо захлопали огромные крылья, и герой проворно вскочил с каменного сиденья, загремев доспехом.
Сидевший у дверей храма Леокай тоже поднялся и осторожно заглянул в полутемный зал.
— Эй, — неуверенно позвал он, — что там у вас, госпожа Душительница? Прикажете вещички выносить?
— Я тебе дам «вещички»! — рявкнул Эдип. — Дрыхнешь там на посту, а я тут уже одну загадку загадал!
— Ох ты, — удивился солдат, снова усаживаясь на приступок. — Силен ты, парень!
— Нервы-то побереги, смертный, — посоветовало чудовище. — Прыгаешь, как бешеный… Языком молоть меньше надо, вот что! Не морочил бы мне голову своими опухшими ногами, я, глядишь, и не вспомнила бы, что пифии-то болтали прошлой весной…
