Он повесил на плечо два связанных вместе мешка и два протянул Шелтону и Кингу. Мешки были увесистые.
– Благодарю тебя, отец мой, – произнес капитан и поклонился старому инке. – Мы приняли дар твоих богов, и больше ничего нас тут не держит. Вернемся на свет божьего дня.
Они покинули пещеру сокровищ и стали подниматься по тоннелю вверх. Соледад, как и прежде, шла рядом с Питером, и он чувствовал своим плечом ее плечо. Отблески факелов метались по влажным стенам, пакля, пропитанная смолой, догорала, распространяя едкий запах.
– Я этого не забуду… – вдруг прошептала Соледад. – О, Питер, Питер! Бог Солнца из золота, статуи, вазы, кувшины, груды украшений… Словно видение из волшебного сна!
Шелтон усмехнулся:
– Память об этом тебе пригодится – для сказок нашим детям. Только не говори им, что это правда. Я не хочу, чтобы мои сыновья тратили жизнь на поиски сокровищ.
– Очень разумно, сэр капитан, – с улыбкой ответила Соледад и прикоснулась к мешку. – Тем более что здесь хватит всем, и детям, и внукам.
Миновав тропинку под водопадом, они возвратились на скальный выступ. Люди загомонили, окружив вернувшихся с нетерпеливым блеском в глазах; вероятно, многим думалось, что сейчас капитан поведет их к золоту инков, и мысль об этом уже оттягивала им карманы и наполняла кошельки призрачным звоном монет.
Шелтон повел их в лес. Пришлось прошагать милю, пока не стих немного рев падающих вод. Убедившись, что его услышат, капитан остановился и, требуя внимания, поднял руку.
– Порадую вас, парни, там, – он махнул в сторону водопада, – больше золота, чем у короля и всей палаты лордов. Но мы его не возьмем.
– Почему, сэр? – спросил Джефф Престон, воинственно выпятив челюсть. – Это большой грех – не взять золото, когда оно рядом.
– Золото слишком тяжелое, и нам его не увезти. Предстоит путь в тысячи миль на лодках и плотах, и золото, да еще огромными кусками, скорее всего окажется на дне реки. Вместе с тобой, Престон, если ты вцепишься в какую-нибудь штуковину весом тридцать фунтов. Поэтому мы не возьмем золото. У нас есть это!
Он поднял мешок над головой, затем кивнул Беллу:
– Покажи им, Том. Пусть эти люди знают, как богаты они теперь.
Раскрыв один из мешков, боцман зачерпнул камни обеими руками. Они лежали на его ладонях – два больших изумруда размером с яблоко и десяток помельче. Любой из мелких стоил пару тысяч фунтов.
– Клянусь преисподней! Да это же… – пробормотал Берт Айрленд. – Гроб и могила! Камешки! Очень хорошие камешки! Я бы взял себе два или три, жил безбедно и еще осталось бы на отпевание!
– Ты получишь больше, Берт, – сказал капитан. – Все вы получите больше, если мы довезем до Ямайки хотя бы два мешка. А теперь спустимся к реке и пройдем вниз по течению. Надо выбрать место, где поменьше шума. Там разобьем лагерь и будем строить плоты.
– С вашего разрешения, сэр, я задержусь здесь ненадолго, – промолвил Томас Белл. – Мне нужен порох и два помощника – скажем, Брукс и Донелл. Мы тут отслужим обедню индейским богам, будут довольны!
Кивнув, Шелтон повернул к реке. Будто крылья несли его, ибо в этот миг он был счастлив: рядом шла Соледад, дальше двигались плотной толпой его люди, а за ними гнали лам, и на их спинах покачивались драгоценные мешки. Он помнил, что путь на Ямайку лежит через лес и море, что это долгая дорога, и опасностей в ней не меньше, чем в горах, помнил, что ждет его странствие по рекам и джунглям, схватки с дикарями, лишения и голод; он помнил об этом, но не испытывал страха.
* * *
Безымянная река была полноводной и бурной, но милях в трех от водопада обнаружилась заводь невероятной, фантастической красоты. В ее тихих водах застыли огромные белые цветы размером в фут[42], а на берегу росли араукарии[43] и еще другие деревья, мощные, похожие на скалы, с выступающими из земли корнями[44]. Стволы, обвитые лианами, поросшие папоротником и мхом, тянулись вверх, к солнцу, а сплетенные наподобие гамака ветви служили опорой для висячих садов с крупными яркими цветами. Их форма заставляла вспомнить то о сказочных птицах, то о бабочках и других насекомых, а тонкий аромат плыл над берегом точно церковный фимиам[45]. Соледад взирала на них в немом восторге.
Здесь разбили лагерь, и пока моряки снимали с лам снаряжение и корзины с провиантом, пока поили животных и разжигали костер, капитан прошел по речному берегу к большому плоскому камню, торчавшему на границе земли и вод. Только Уильяк Уму был с ним; шли они молча и в молчании поднялись на камень.
С него был виден весь водопад, от широкого карниза, с которого поток струился в пропасть, до кипящей внизу воды. Шелтон и старый инка смотрели на него, пока над скалами, рядом с ведущей к пещере тропой, не вспухло облако грязно-серого дыма. Взрыва, заглушенного рокотом вод, не было слышно, но им удалось разглядеть, как рушатся в реку камни, и ощутить, как едва заметно содрогнулась почва под ногами. Затем старик достал из сумки кипу с привязанным тяжелым камнем, что-то произнес на кечуа и швырнул свой талисман-указатель в речные воды.
– Прах к праху… – пробормотал капитан и повернулся к Уильяку Уму. – Я знаю, отец мой, что здесь ты нас покинешь. Но если бы ты решил остаться со мной… если бы захотел плыть на Ямайку…
Старец сделал жест отрицания.
– Там, – он показал на горы, – родина моих предков, Шел-та. Когда я умру, вождь Кондор отвезет мое тело на большую землю, а дух мой поднимется в небеса, к богам, в которых я верил, которых почитал… Я не могу плыть с тобой, не могу покинуть свой остров, свое племя. В твоей земле я не буду знать покоя.
– Но обратный путь далек, а ты пойдешь один, – произнес Шелтон. – Пересечь горы и сьерру будет нелегко.
– За меня не тревожься. Эти горы и сьерра не безлюдны, и я знаю, кто и где даст мне кров, еду и новые сандалии.
Они опять замолчали, потом Уильяк Уму заговорил, объясняя, какие деревья лучше рубить для плотов, какие плоды в лесу съедобны, каких хищников, змей и пауков надо опасаться и что делать при встрече с племенами дикарей, поедающих человечину. Шелтон слушал, запоминал; память у него была отличной. Когда иссякли советы старика, он бросил взгляд на горы, стоящие стеной на границе страны инков, и молвил:
– Прости мое любопытство – хочу спросить о том, что ты мне не рассказывал.
– Спрашивай, – откликнулся Уильяк Уму.
– Когда Сармиенто пришел в ваше селение, никто не приветствовал его, никто не помог устроиться в доме предков, даже не взглянул на своего сородича. Почему? Он был плохим человеком и обманул меня, но в чем его вина перед вами? В испанской крови, которой он обязан предку-насильнику?
