Да, Папа завершил свой жизненный цикл. Он вернулся на ту дорогу, с которой начал путь. Но почему? Для чего? Узнает об этом хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь?
Такси остановилось у здания на углу одной из улиц в Блумсбери. Охваченная внезапным волнением Селия расплатилась с шофером, неуверенно вошла в здание и, подойдя к двери с вывеской "Справочное", спросила, как пройти к мистеру Харрисону. Девушка в пенсне улыбнулась и сказала, что мистер Харрисон ждет ее. Всегда испытываешь приятное удивление и теплеет на душе, когда совершенно незнакомые люди оказываются столь доброжелательны и любезны. Как эта девушка в пенсне. Или водители автобусов. Или продавцы в рыбных магазинах при разговоре по телефону. Тогда, подумала Селия, день светлеет.
Когда Селию ввели в кабинет, мистер Харрисон сразу встал из-за письменного стола и с улыбкой на лице подошел поздороваться. Она ожидала увидеть строгого, бодрого человека с резкими, решительными манерами школьного учителя. Но мистер Харрисон принял ее ласково и по-отечески нежно. Он подвинул ей стул, и она вдруг почувствовала себя легко и свободно; он заговорил о Марии.
- Надеюсь, она не оставила сцену, - сказал мистер Харрисон. - Это было бы большой утратой для всех ее почитателей.
Селия рассказала о ребенке, он кивнул и сказал, что все знает, поскольку его племянник знаком с Чарльзом.
- Ваш брат написал музыку для нового ревю, не так ли? - спросил мистер Харрисон, переведя разговор с Марии на Найэла и на то, чего Найэл добился в Париже. Селии пришлось объяснить всю сложность их родственных связей, что она сводная сестра обоим и что Найэл и Мария вообще не кровные родственники.
- Однако они очень близки, - сказала она. - И прекрасно понимают друг друга.
- Ваша семья очень талантлива, действительно, очень талантлива, сказал мистер Харрисон.
Немного помолчав, он протянул руку к бумагам, лежавшим на письменном столе, и Селия увидела листы, исписанные ее собственным почерком, и свои рисунки, прикрытые пачкой бумаг.
- Вы хорошо помните свою матушку? - резко спросил мистер Харрисон, беря со стола очки.
Селия ощутила волнение - ей показалось, что он вдруг стал похож на школьного учителя, которого она так боялась увидеть.
- Да, - ответила она. - Мне было около одиннадцати, когда Мама умерла. Никто из нас ее не забыл. Но мы редко о ней разговариваем.
- Я много раз видел, как она танцует, - сказал мистер Харрисон. - Она обладала даром, присущим ей одной, даром, который, насколько мне известно, еще никто не сумел ни определить, ни описать. То не был балет в общепризнанном виде. То было нечто исключительное, неповторимое. Ни ансамбля, ни традиционных поз и па. Танцуя, она рассказывала историю целой жизни, и танец ее был сама жизнь. Одно движение, один взмах рук живописали боль и слезы целого мира. Она ни в ком и ни в чем не искала поддержки, даже в музыке. Музыка была вторична по отношению к движению. Она танцевала одна. И в этом была ее сила, лишь ей одной доступное понимание красоты.
Мистер Харрисон снял очки и протер их. Он был очень взволнован. Селия ждала, когда он снова заговорит. Она не знала, что сказать.
- А вы? - спросил мистер Харрисон. - Неужели вы хотите сказать, что не танцуете?
Селия робко улыбнулась. Ей показалось, что он почему-то сердится на нее.
- О, нет, - ответила она. - Я совсем не умею танцевать. Я страшно неуклюжая и всегда была слишком полной. Если меня пригласят на фокстрот, я кое-как станцую, но Найэл говорит, что я слишком тяжела и вечно ставлю ему подножки. Сам Найэл прекрасно танцует. Мария тоже.
- Тогда, - сказал мистер Харрисон, - как же вы умудряетесь так рисовать?
Он вынул из-под стопки бумаг один из рисунков Селии и протянул его к ней, словно предъявляя обвинительный акт. Этот рисунок Селии не очень нравился. На нем был изображен ребенок, который убегает от Четырех ветров; чтобы не слышать, как они зовут его, он зажал уши руками. Она старалась показать, что мальчик спотыкается на бегу, но всегда считала, что ей это не удалось. К тому же фон получился слишком размытым. Деревья вышли темными, но не настолько темными, как ей хотелось. Да и заканчивала она этот рисунок в спешке: ее позвал Папа, а когда на следующий день она попробовала как-нибудь исправить деревья, настроение уже прошло.
- Мальчик не танцует, - сказала Селия. - Имеется в виду, что он убегает. Он испугался. В рассказе, к которому сделан этот рисунок, все объясняется. Но у меня есть другие рисунки, лучше этого.
- Я отлично понимаю, что он не танцует, - сказал мистер Харрисон. - Я знаю, что он убегает. Как давно вы занимаетесь рисунком? Года два? Три?
- Ах, гораздо дольше, - сказала Селия. - Дело в том, что я всегда рисовала. Я рисую всю жизнь. Это единственное, что я умею.
- Единственное? Чего же вы еще хотите, дитя мое? Неужели вам этого мало?
Мистер Харрисон подошел к камину и остановился, глядя на Селию сверху вниз.
- Я только что говорил о вашей матери, - сказал он. - И о некоем даре, которым она обладала. Ни до, ни после нее я не встречал его проявления ни в одном из искусств, не встречал до этой недели. Сейчас я вновь увидел его. В ваших рисунках. Бог с ними, с рассказами. Меня они совершенно не интересуют. Они эффектны, очаровательны и хорошо пойдут. Но ваши рисунки, вот эти сырые рисунки - неподражаемы, неповторимы.
Селия в недоумении воззрилась на мистера Харрисона. Как странно. Рисунки давались ей так легко. А на рассказы уходили часы и часы работы. И все впустую - мистер Харрисон о них самого невысокого мнения.
- Вы имеете в виду, - сказала Селия, - что рисунки лучше?
- Я вам уже сказал, - мистер Харрисон оказался на редкость терпелив, они неповторимы. Я вообще не знаю никого, кто сегодня так работает. Мне они чрезвычайно нравятся. Надеюсь и вам тоже. Вас ждет большое будущее.
Со стороны мистера Харрисона, подумала Селия, очень любезно и мило так расхваливать мои рисунки. Едва ли это случилось бы не будь он приятелем Папы, членом "Гаррика" и давним поклонником Мамы.
- Благодарю вас, - сказала Селия. - Я вам очень признательна.
- Не благодарите меня. Я всего-навсего просмотрел ваши рисунки и показал их специалисту, который согласился с моим мнением. Ну, а теперь, к делу. Вы принесли еще что-нибудь из рисунков? Что у вас в сумке?
- Там... там еще несколько рассказов, - извиняющимся тоном сказала Селия. - Да два или три рисунка... не слишком хорошие. Может быть эти рассказы лучше тех, которые вы видели.
Мистер Харрисон сделал отрицательный жест рукой. Рассказы ему до смерти надоели.
- Давайте взглянем на рисунки, - сказал он.
Он внимательно изучал их один за другим, поднес к столу, поближе к свету. Он напоминал ученого с микроскопом.
