Прикасаться к Дэвиду, чувствовать движения его тела на поворотах — это было так знакомо… Даже его запах приносил множество воспоминаний. (Тэлли не хотелось думать о том, как пахнет она сама, но Дэвид, похоже, этого не замечал.) Она поражалась тому, как много всего возвращается к ней. Память о нем словно бы где-то лежала в целости и сохранности и только ждала своего часа, и вот теперь, когда он стоял рядом, все всколыхнулось. Здесь, на скайборде, Тэлли хотелось только одного: оставаться рядом с ним, прижиматься к нему. Ей хотелось прогнать дурацкие мысли, возникшие в первые мгновения их встречи, когда она увидела его лицо.
Но разве дело было только в его уродстве? Все остальное тоже изменилось.
Тэлли понимала, что должна спросить про остальных, а особенно — про Зейна. Но она не могла даже произнести его имя, она вообще не могла вымолвить ни слова. Она оказалась рядом с Дэвидом — и этого для нее оказалось слишком.
Она гадала, почему лекарство ей принес Крой. Когда Тэлли писала письмо самой себе, она была уверена, что спасет ее именно Дэвид. Ведь он, а не кто-нибудь, являлся ей принцем во сне.
Может быть, он до сих пор злится на нее за то, что она своим предательством погубила Дым? Винит ли он ее в смерти своего отца? В ту самую ночь, когда Тэлли во всем призналась Дэвиду, она возвратилась в город и сдалась, чтобы стать красоткой, а потом испытать на себе лекарство. Она так и не сумела попросить у него прощения. Они даже не попрощались.
Но если Дэвид возненавидел ее, почему же тогда именно он ждал ее здесь, посреди Ржавых руин? Не Крой, не Зейн — а Дэвид. У Тэлли кружилась голова, она словно бы опять впала в красотомыслие, вот только радости ей это совсем не приносило.
— Тут недалеко, — прервал молчание Дэвид. — Вдвоем на одном скайборде часа за три доберемся.
Тэлли ничего не ответила.
— Я не догадался захватить вторую доску. Можно было догадаться, что ты без скайборда, если так долго добиралась сюда.
— Прости.
— Да нет, ничего страшного. Просто лететь придется помедленнее.
— Нет. Прости меня. За все, что я сделала.
Тэлли замолчала. Все слова иссякли, больше она сказать ничего не могла.
Дэвид остановил скайборд между двумя полуразваленными железобетонными домами. Он не оборачивался и молчал. Тэлли прижалась щекой к его плечу, ее глаза защипало от набежавших слез.
Наконец Дэвид выговорил:
— Я думал, я пойму, что сказать. Когда увижу тебя.
— Ты забыл, что у меня будет новое лицо, да?
— Да нет, не забыл. Но я не думал, что это будешь настолько… не ты.
— Я тоже, — вымолвила Тэлли, но поняла, что не права — ведь лицо Дэвида ни капельки не изменилось.
Осторожно переступив по поверхности скайборда, он повернулся и прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу. Тэлли хотела посмотреть на него, но не смогла. Она почувствовала, как пульсирует под его пальцами ее флэш-татуировка.
Тэлли улыбнулась.
— Тебе нравится? Это мы придумали, «кримы», чтобы видеть, кто просветленный.
— Да-да. Татуировка, показывающая, как часто бьется сердце. Мне говорили. Но я не представлял тебя с такой татуировкой. Это так… странно.
— Но внутри я все такая же.
— Когда мы летим, мне кажется, что это так и есть.
Он отвернулся и качнул скайборд вперед.
Тэлли крепче обняла Дэвида. Она не хотела, чтобы он оборачивался. Стоило ей посмотреть на его лицо — и ее сразу начинали рвать на части противоречивые чувства. Возможно, ему тоже не очень по душе было видеть ее лицо городского производства, с огромными глазами и движущейся татуировкой. Придется заново привыкать друг к другу.
— Скажи мне, Дэвид, а почему лекарство мне принес Крой, а не ты?
— Обстоятельства изменились. Я собирался полететь за тобой, когда вернусь.
— Вернешься? Откуда?
— Я отправился на поиски другого города. Мы хотели, чтобы к нам присоединились новые уродцы. Но тут нагрянули чрезвычайники. Они начали прочесывать руины. Нас искали. — Он взял ее руку и прижал к своей груди. — Мама решила, что надо на время уйти отсюда. Мы прятались в лесах.
— А меня бросили в городе, — проговорила Тэлли и вздохнула. — Думаю, Мэдди не очень из-за этого переживала.
Тэлли почти не сомневалась в том, что мать Дэвида до сих пор винит ее во всем — в гибели Дыма, в смерти Эза.
— У нее не было выбора, — возразил Дэвид. — Никогда раньше сюда не заявлялись такие толпы чрезвычайников. Оставаться было слишком опасно.
Чтобы успокоиться, Тэлли сделала глубокий вдох и вспомнила свой разговор с доктором Кейбл.
— Похоже, в последнее время Комиссия по чрезвычайным обстоятельствам начала набор агентов.
— Но я не забыл о тебе, Тэлли. Я взял с Кроя обещание, что, если что-то случится со мной, он доставит тебе капсулы с лекарством и твое письмо, чтобы дать тебе шанс бежать из города. И когда новодымникам пришлось уходить из Ржавых руин, Крой подумал, что они не скоро вернутся сюда, вот и прокрался в город.
— Это ты ему велел меня разыскать?
— Конечно. Он просто меня заменил. Я бы ни за что не оставил тебя там одну, Тэлли.
— О.
У Тэлли снова закружилась голова. Ей показалось, что скайборд — перышко, кружащееся в небе. Она зажмурилась и крепче прижалась к Дэвиду. Наконец она почувствовала, что он настоящий, из плоти и крови, что он сильнее любых воспоминаний. Что-то нехорошее покинуло ее — тревога, о которой она даже не догадывалась. Мучительные сны, волнение из-за того, что Дэвид бросил ее, — это все осталось позади. Просто она все неправильно поняла — совсем как в старых романах, где письмо приходит слишком поздно или его отправляют по неверному адресу, а ты ничего об этом не знаешь. Оказывается, Дэвид хотел сам прийти за ней.
— Правда, ты была не одинока.
Тэлли вздрогнула. Конечно, Дэвид уже успел познакомиться с Зейном. Как объяснить ему, что она просто забыла Дэвида, он исчез из ее воспоминаний? Для большинства людей это не прозвучало бы оправданием, но Дэвид знает о микротравмах мозга. Родители хорошо объяснили ему, что такое красотомыслие. Он должен понять.
Конечно, на самом деле все не так просто. Ведь Зейна Тэлли не забыла. Она и сейчас могла так живо представить себе его прекрасное лицо, осунувшееся и беспомощное, она помнила, как блеснули его золотые глаза перед тем, как он выпрыгнул из гондолы воздушного шара. Это ведь его первый поцелуй подарил ей просветленность, благодаря которой у нее хватило решимости отыскать лекарство. И он принял лекарство вместе с ней. Так что она могла сказать?
Проще всего оказалось спросить:
— Как он себя чувствует?