«Любопытно! — отметил про себя Симмонс, чувствуя, как опять поднимается утихшее было раздражение. — Ну уж теперь-то ты от меня не улизнешь, как тогда, на пристани».
Между тем незваный гость и не думал ретироваться. Бесцеремонно развалившись в кресле, он окинул Симмонса наглым взглядом водянистых глаз и даже не счел нужным встать.
— Господин Симмонс, если не ошибаюсь? — тон, которым был задан вопрос, был таким же наглым, как и взгляд.
— Он самый. — Симмонс едва сдерживал гнев, но старался говорить спокойно.
— Присаживайтесь.
— Благодарю. — Симмонс демонстративно взгромоздился на угол письменного стола, покачивая левым штиблетом в угрожающей близости от физиономии посетителя. Тот опасливо вытаращил глаза и на всякий случай отодвинулся в глубину кресла.
— Чем обязан? — осведомился Симмонс тоном, каким спрашивают: «Чего надо?»
Визави прикинул на глазок расстояние до нервно подрагивающего симмонсовского штиблета и счел за благо подняться с кресла.
«Ничтожество! — мысленно выругался Симмонс. — Плюгавая напыщенная мразь! Выкладывай побыстрее, что тебе нужно, пока я тебя не вышвырнул вон!»
— Благородного из себя корчите? — ощетинился гость. — А рыльце-то в пуху!
— Даже так? — презрительно усмехнулся Симмонс.
Теперь он уже не сомневался относительно принадлежности визитера. Первое впечатление там, на берегу Амударьи, не обмануло.
— А то как же! — возликовал филер. — Хлебалов дело знает!
«Хлебалов? Чушь какая-то. Неужели это фамилия?» — подумал Симмонс и спросил: — Хлебалов это кто?
— Хлебалов это я! — выпятил грудь филер.
— Прекрасно. Рад был познакомиться. Так чего вы хотите, господин Хлебалов?
— Чего я хочу? — фыркнул Хлебалов. — Вы лучше ответьте, чего вы хотите?
— Я? — удивился Симмонс. — Ну мало ли, чего я могу хотеть. Сейчас, скажем, меня так и подмывает взять вас за шиворот.
— А кучу неприятностей не хотите иметь?
— Каких, например?
— Самых что ни на есть серьезных. Строганова вашего мы не сегодня-завтра с поличным возьмем. Допрыгался, сукин сын! Теперь догадываетесь, чем вам это грозит?
— Представьте себе — нет.
— Шутки шутить изволите? За оказание содействия государственному преступнику знаете, что полагается?
«А ведь Строганова, пожалуй, надо выручать, — подумал Симмонс. — Пока не поздно. А как быть с этой мразью? Стоп, пожалуй, знаю!»
— …против государя-императора! — брызгая слюной, распинался филер.
— Послушайте, господин Хлебалов, — остановил его излияния Симмонс. — Вы меня убедили. И давайте поставим точку.
— Давайте! — Филер словно только этого и ждал.
— Сколько?
— Давно бы так. Люблю с умными людьми дела иметь. Ну, скажем… — Хлебалов прищурился, глядя куда-то в потолок. — Десять тысяч!
— Губа не дура! — усмехнулся Симмонс. — А пять тысяч вас не устроит?
— Никак не устроит! — алчно запротестовал Хлебалов. — Я человек небогатый, опять же жениться собираюсь. Накиньте еще хотя бы пару тысчонок, а? Чего вам стоит?
Теперь он уже откровенно канточил.
— Быть по-вашему, Хлебалов! — Симмонс оттолкнулся от стола. — А теперь садитесь сюда, любезный; поближе. Спрыснем знакомство.
Час спустя пьяный до беспамятства филер уснул прямо в кресле, ощерив в блаженно-идиотской улыбке изъеденные кариесом зубы.
Первая, кого Симмонс увидел, выйдя из кабинета, была Эльсинора.
— Заждалась? — виновато улыбнулся он. — Понимаешь…
— Все понимаю. Я привела Строганова.
Только теперь он различил в темноватом коридоре позади нее фигуру машиниста.
— Ты просто чудо, Люси, — он покачнулся и с трудом удержал равновесие.
— Еще какое чудо! — усмехнулась она. — Мы подождем в столовой, Эрнст. Тебе надо привести себя в порядок.
— Верно. — Симмонс зажмурился и потряс головой. — Пришлось изрядно хлебнуть. Но я быстро… Пару таблеток энергина, душ, — и опять в форме.
— Поторопись, Эрнст, — попросила Эльсинора.
Таблетки и холодный душ сделали свое дело, и когда через несколько минут он вошел в столовую, — опьянения как не бывало.
— Значит так, — Эльсинора — вся энергия и деловитость, — с места в карьер перешла к главному. — Я тут без тебя кое-что объяснила Михаилу Степановичу. В общих чертах, но, думаю, достаточно ясно.
Она вопросительно взглянула на Строганова, тот кивнул.
— Мы посоветовались и решили, что ему здесь оставаться нельзя. Михаил Степанович не против перебраться в Воронеж.
— В Воронеж? — Симмонс невольно вздрогнул.
— Да. Тебя это удивляет?
— Нет-нет. Продолжай, пожалуйста.
— Но тут есть непредвиденное осложнение. Михаил Степанович не может уехать один. — Эльсинора перешла на английский: — У него тут есть пассия. Казашка. Через несколько месяцев у них будет ребенок. Как тебе это нравится?
Он слушал ее и не слышал: перед глазами маячило скуластое, загорелое лицо молодого командира. Так вот откуда эти монгольские скулы, характерный разрез глаз!
Прослеживая перед тем, как встретиться, биографию командира, он еще тогда удивился совпадению, но тут же сказал себе, что какая-то закономерность в этом есть: отец занимался революционной деятельностью в этих краях, и сын пошел по его стопам. Потом он удивился тому, как угораздило Строганова-отца попасть в Воронеж. И наконец, уже увидев Строганова-сына, тотчас обратил внимание на восточный тип его лица.
Теперь все стало на свои места. Все, кроме одного: его вылазка в 1924 год предшествовала нынешней ситуации. Они с Эльсинорой еще только решают, отправлять им или не отправлять Михаила Степановича Строганова и его возлюбленную в Воронеж, а получается, что решать-то, собственно, нечего, все предопределено заранее: Строганов будет жить в Воронеже и у него там в 1900 году родится сын.
— …Что ты предлагаешь, Эрнст? — дошел до его сознания голос Эльсиноры.
— Отправим вдвоем, — ответил Симмонс. — А чтобы было поменьше волокиты с оформлением брака на иноверке, поселим их в 1900 году. Как вы на это смотрите, Михаил Степанович?
— Мне надо посоветоваться.
— С будущей супругой?
— И с ней тоже.
— Понятно. Сколько на это потребуется? Времени, я имею в виду.
— Часа два-три. Это имеет какое-то значение? Филер, настолько я понимаю, пьян в стельку. А если и проспится, вы его можете отправить в тартарары.
— Его — да. А вот всех, с кем он связан, — нет. Мы их просто не знаем. Вполне возможно, что где-то уже и ордер на ваш арест выписан. Так что вы поторопитесь, пожалуйста.