— Хорошо, — кивнул Строганов и поднялся. — Где мы встречаемся?
— Здесь, наверное. Заканчивайте дела, берите свою пассию и приезжайте. Чем быстрее, тем лучше. Может, нашей коляской воспользуетесь?
— Не надо, обойдусь и так. До скорого.
— До свидания.
— Ну вот пока и все, — произнес Симмонс, когда за Строгановым закрылась дверь.
— Все? — переспросила Эльсинора, пристально глядя на мужа.
— А что еще?
— Тот мерзкий тип в твоем кабинете.
— Скажи Джуме, чтобы отвез его куда-нибудь подальше за город.
— Джума у нас уже не работает.
— А ведь верно! Совсем из головы вылетело. Ну тогда поручи Дюммелю. В два счета управится.
— Могут быть неприятности.
— У кого? — поинтересовался Симмонс. — Строганова здесь не будет, нас — тоже, а хлебаловские беды тебя, надеюсь, не волнуют?
— Нисколько, — усмехнулась она. — Его беды это его личное дело.
— Я тоже так думаю, — кивнул Симмонс. — Но оставлять его в этом доме совершенно ни к чему. Давай-ка подумаем, как от него избавиться.
— Вы обещали ему золотые горы, мистер Симмонс, — напомнила она.
— Он их получит, — весело заверил он. — Но вряд ли они доставят ему удовольствие. Скорее наоборот. Тащи-ка сюда времятрон.
На этот раз для осуществления задуманного требовалась филигранная точность, и, прежде чем включить времятрон, Симмонс тщательно проверил аккумулятор.
Дальнейшие события развивались так: в седьмом часу вечера в ворота загородного дома управляющего Русско-азиатским банком Крафта отчаянно забарабанил оборванец-каракалпак. Заспанный сторож-узбек, зевая, отодвинул засов и без особого интереса уставился на возмутителя спокойствия.
— Аксакал дома? — спросил тот.
— А тебе на что? — лениво поинтересовался страж. — Вшей своих в банк сдавать принес?
— Да заткнись ты! — возмутился оборванец. — Мне письмо аксакалу передать надо.
Он достал откуда-то из-за пазухи помятый конверт и ткнул под нос сторожу.
— Воткни себе в задницу! — отрезал хорезмиец, отпихнул задрипанного курьера и попытался закрыть ворота. Каракалпак взвыл дурным голосом, поплевал в кулаки и бросился на обидчика. Завязалась драка.
Вышедший на шум Крафт долго на мог сообразить, что к чему из путаных объяснений.
— Письмо? Какое письмо? От кого? Да говори ты толком, кайсак!
— Думли-немис велел передать, — взмолился оборванец, переиначивая на свой лад фамилию Дюммеля,
— Дюммель, что ли?
— Да, — каракалпак все еще не мог успокоиться. — А этот сын собаки!..
— Хватит! — рявкнул Крафт. — Где письмо?
Конверт, скомканный и затоптанный, валялся на земле. Брезгливо морщась, Крафт поднял его, вскрыл и достал сложенный вдвое листок. Послание гласило:
«Герр Крафт! Из верных источников мне стало известно, что в хранилище вашего банка проник вор. Примите срочные меры».
Ваш Зигфрид Дюммель.
Розыгрыш? Крафт на мгновенье представил себе обрюзглую физиономию Дюммеля и тотчас отверг эту мысль. Какое там чувство юмора!.. Уж кто-кто, а Дюммель на розыгрыш не способен.
— Фаэтон! — скомандовал Крафт и толкнул продолжавшего пожирать каракалпака глазами сторожа. — Живо запрягай фаэтон, идиот!
Перед массивной бронированной дверью, ведущей в хранилище отделения Русско-азиатского банка в Ново-Ургенче, столпились управляющий отделением Крафт, трое членов правления, служащий, миршаб в полосатом халате с саблей наголо, пристав и двое понятых: мадам Любимова — владелица публичного дома и пожилой казак старообрядец, смахивающий на деда Мороза, случайно забравшегося в сорокаградусное хорезмское лето.
Служащий банка обследовал печати и пломбы на двери, оглянулся на Крафта.
— Все целехонько. Может, не открывать?
— Открывайте! — приказал управляющий,
Служащий пожал плечами и повиновался.
Плавно, без скрипа отворилась тяжелая дверь. Потянуло подвальной сыростью. В падавшем из двери свете смутно угадывались серые холщовые мешки на деревянных полках.
Крафт первым спустился по ступенькам. За ним последовали остальные.
— Посветите, Евстигнеев, — глухо прозвучал под сводами голос Крафта. Служащий поднял над головой фонарь и присвистнул: на полу, на подстилке из пачек ассигнаций спал, подложив под голову туго набитый холщовый мешок, человек, словно рыбьей чешуей, усыпанный золотыми монетами различного достоинства.
— Вот это да! — ахнул кто-то из членов правления. Пристав наклонился над лежащим и озадаченно взялся за затылок. Миршаб убрал саблю в ножны.
— Ну что? — нетерпеливо поинтересовался Крафт. — Так и будем стоять?
— Штабс-капитана Хорошихина позвать надобно, — вздохнул пристав. — Это по его части.
— Да вы в своем уме, милейший? — возмутился Крафт. — С каких пор жандармы ворами занимаются?
— Так-то оно так, — пристав оставил в покое затылок, поправил фуражку. — Только это его человек. Мне вмешиваться никак невозможно.
За штабс-капитаном послали фаэтон. Между тем Евстигнеев обошел весь подвал и вернулся в полном недоумении.
— Таракану проползти негде. Как он сюда забрался, ума не приложу.
«Если кто и может ответить на этот вопрос, то только Дюммель», — подумал Крафт.
— Ваше благородие! — взмолился старообрядец. — Дозвольте отлучиться. С утра скотина не поена.
— Может, и впрямь отпустить? — пристав вопросительно взглянул на Крафта. — Все одно протокол составляться не будет.
— Поступайте, как считаете нужным, — буркнул управляющий.
— Иди, борода, — разрешил пристав. — И вы, мадам, можете быть свободны. Но чтобы никому ни гу-гу! Понятно?
— Уж куда понятнее! — откликнулся старик, проворно поднимаясь по ступеням.
— А я, пожалуй, подожду, — проворковала мадам Любимова, достала из сумочки пудреницу и принялась демонстративно пудрить нос. — Такое не каждый день увидишь.
— Мадам! — густо багровея, пристав взял Любимову под локоть и потянул к выходу. — Извольте покинуть помещение.
— Хам! — взвизгнула Любимова. — Как обращаешься с дамой!
— Марш в свой вертеп, стерва! — рявкнул пристав. — Я тебе такого хама покажу, не рада будешь!
— Что за шум? — весело поинтересовался, появляясь в дверях, штабс-капитан Хорошихин. — Добрый вечер, мадам! Рад вас приветствовать, господа!
Пристав отпустил Любимову, взял под козырек.
— Имею честь доложить, ваше благородие. В подвале банка мною обнаружен неизвестный, оказавшийся на проверку агентом Хлебаловым.
