«Пневмошприц, — сообразил Васинцов, — знаем, проходили».
Зверь еще дрыгался, но замок намордника уже щелкнул, да и лапы обезьянозверя оказались стянутыми за спиной.
— Уф-ф-ф, — стер грязь со лба один из «бомжиков», — силен… Слышь, Мих, на сколько, думаешь, потянет?
— Такой тыщ на тридцать «новыми» — не меньше, — авторитетно сказал «прораб», наклоняясь над спутанным сеткой комком. Тут же он резко отпрыгнул. — Кусается, сволочь!..
— По сусалам его, по сусалам, — устало предложил самый маленький «бомжик». — Я тебе говорил, Паш, что это — не «волчар», что тут особый намордник нужен…
— Фигня, управились же… — ответил Паша.
— Слышь, мужики, вы кто? — первым пришел в себя Корич.
— Мы-то? — Андрюха с интересом уставился на Корича с Васинцовым. — Мы-то, допустим, ловцы, а вот вы что за птицы? Чего с остальными не сбежали? Зверя не боитесь?
— Кто ж их не боится. — Корич глянул вниз, на пустую лестницу, по которой скатились остальные строители, потом на Васинцова.
Тот кивнул:
— Мы из группы «ГРИФ», слышали такую?
— И документики, стало быть, имеются? — словно и не удивился Андрюха.
Корич еще раз переглянулся с Васинцовым, достал из потайного кармана удостоверение и предъявил в раскрытом виде, не давая в руки.
— Разрешите и мне полюбопытствовать, — сказал «прораб» и, достав из кармана куртки очки, разглядел печать и дивный лик Корича на удостоверении. — Надо же, спецназ «ГРИФ», слышал много, вижу впервые. Впрочем, мы что-то такое примерно и подумали. Андрей, предъяви господам офицерам наш патент…
Васинцов с удивлением рассматривал украшенный гербами и печатями лист с большой надписью «Лицензия». Действительно, группа частных предпринимателей (ФИО, паспортные данные, место прописки, номер лицензии на оружие и спецсредства) имеет право на отлов «зверей и зверолюдей» на всей территории РФ.
Дата выдачи, витиеватая подпись министра внутренних дел.
— А что вы так вытаращились, господа «грифы», — удивился Михаил, — словно впервые увидели?
— Знаешь, командир, — сказал вместо ответа Корич, возвращая ловцам документ, — мне будет что высказать по возвращении нашему обожаемому начальнику. Мог бы хотя бы предупредить.
— Надеюсь, господа, вы не претендуете на данную добычу? — спросил «прораб», указывая на постанывающего зверя.
— Не будем, — заверил Васинцов, — но зарплату ты нам с прапорщиком выдай, зря, что ли, неделю горбатились…
Из раздевалки доносилось нетрезвое пение. Работяги отмечали законную зарплату. «Прораб» Михаил поехал с прибывшей спецгруппой сдавать отловленного зверя и получать премию, «грифы» с оставшимися ловцами сидели в вагончике сторожа и тоже от спиртного не воздерживались.
— Надо же, «грифы»! Самые настоящие «грифы», — не переставал восхищаться захмелевший Андрюха, в очередной раз протягивая Коричу руку для пожатия, — ребятам расскажу — не поверят. Про вас же легенды ходят! Говорят, вы зверей голыми руками брали.
— Было и такое, — не стал отпираться Корич, умело вскрывая консервные банки большим ножом.
— Да брось ты эти банки, — не унимался хмельной Андрюха, — мужики, а че мы здесь сидим, а может, в кабак?! В сауну, девчонок вызовем, Мишка щас бабки привезет, гульнем!
— Я ж тебе уже говорил, — спокойно отвечал Корич, приступая к разделке сала. — Мы на задании, нельзя нам пока в баню, от нас пахнуть соответственно должно…
— Молчу, молчу, — закивал Андрюха.
Второго ловца, молчаливого парня, звали Павлом. Вытянуть из него хоть слово было весьма трудно, да и выпивал он как-то странно. Глотнет — поставит стаканчик, снова глотнет — поставит. И не разбавлял. Чистый спирт словно дегустировал, как коктейль какой-то. Васинцов сообразил, что если они хотят получить хоть какую-то полезную информацию, то разговорить надо Павла, потому как из бессвязного трепа Андрюхи понять что-либо было совсем трудно, да он и сломался быстро, растянулся на нарах и засопел.
— Если честно, мы сначала на вас подумали, — наконец сказал Павел, глянув в глаза Коричу. — Больно у вас лицо… характерное, извините. И повадки. Но быстро поняли, что ошибаемся.
— И по каким же приметам?
— Вы — человек суровый, но не злобный. И глаза у вас не бомжовские, уж извините, это опытному человеку сразу видно. Такой без своего угла никогда не останется.
— Да, видел бы ты мой «угол» в поселковой общаге, — хмыкнул Корич.
— Это не совсем то… Вы, наверное, служили? Военные часто с этого начинают, с койки в казарме, но постепенно все как-то устаканивается. У военных в глазах уверенность есть, хотя бы надежда. У бомжей большей частью глаза другие, без надежды, что ли…
— Ладно, хватит о моих глазках ясных, скажи лучше, как вы того, лысого, вычислили? Случайно?
— Не-е-ет, — впервые за вечер улыбнулся Павел, — я их, как бы лучше сказать, чувствую…
— В смысле? — быстро спросил Васинцов, переглянувшись с Коричем.
— Чувствую затаенную агрессию. Вот ничего вроде не происходит, а я чувствую угрозу, от человека исходящую, даже если он улыбается. Мы когда еще мальчишками были, я всегда знал, когда драки не миновать, а когда миром решить можно. Я, если честно, драться не люблю… А от него, от лысого, агрессия скрытая так и перла. Это при вас он пальцы не гнул, а с нами и с остальными непутевыми особо не церемонился. И хитрый — начал с малого, сначала Андрюху попросил ему нары в подсобке уступить, потом защищать пообещал, говорил, что среди блатного мира в почете. А потом работать за себя заставил, сказал, что бок у него схватило, получилось, вроде как работаем бригадой, а он у нас бригадир. Андрюха для виду возмутиться попробовал, так он ему по зубам и заточку к ребрам. В общем, явный зверюга. Ну мы сразу Михаилу звякнули, он ход операции и разработал. Тут ведь как, чтобы зверь проявился, его спровоцировать нужно, лучше всего на ярость, чтобы контроль над собой потерял и сущность его наружу выперла…
— Слушай, а этот лысый, он ведь тоже на бомжа особо не похож.
— Так он и не бомж. Москвич в третьем поколении, потомственный домушник, гоп-стопами порой грешил. А после третьего срока поумнел, решил от зоны подальше держаться, хотя блатных законов и на воле придерживался. А уж воровская романтика… Соберет толпу малолеток безбашковых, наплетет им про «настоящих пацанов», которые друг дружку под пулей не сдадут, напоит пару раз бормотой дешевой и натравляет по ночам на поздних прохожих. Большей частью — на подвыпивших. И ведь хитрый какой, роли распределял. Одни бьют, другие — карманы чистят, третьи — на шухере стоят, добычу — то есть общак — ему. А он, щедрый дядя, опять им бормотушечки купит, костюм спортивный по дешевке сообразит, гитару для посиделок. А детишки-то большей частью из неблагополучных, они слова доброго ни дома, ни в школе, а тут тебе авторитетный дядя руку жмет. Вот и старались, кто как мог. И ведь что получается, привлекать-то его не за что: он-то сам никого не бил, никого не грабил. А пацаны несовершеннолетние… Ну дадут им условный срок или посадят, он новых наберет.
