А мы тут живем, как в каменном веке. Даже деревню нашу, то ли в шутку, то ли всерьез, назвали Каменкой. Пока там, на большой земле, еще дышит цивилизация, мы тут учимся стирать, готовить еду, выращивать овощи и, извините за подробности, пользоваться выгребной ямой. Да, оказывается, это тоже очень важно. Обслуживающих коммунальных структур тут нет, нет канализации, воды из крана и прочих благ. Хорошо, что хоть есть электричество и в наших домах горит свет, работают плиты и крутятся вентиляторы. Наши тепловые батареи не могут обеспечить нас необходимым количеством электричества. Вернее, тем, которое нам было необходимо раньше. Но мы рады и этому. Привыкаем потихоньку и даже иногда кажется, что в прошлых наших жизнях было слишком много лишнего, но не было главного – свободы и настоящей сплоченности. Теперь мы все держимся друг за друга, бережем каждого. Только так у нас есть будущее. А выгребную яму можно пережить…
Мама чувствует себя хорошо. Здесь она нарасхват – знает, что и как делать, всегда поможет советом. Для меня самое главное, что она видит солнце, видит его каждый день и улыбается. Правда, до сих пор боится спускаться в подвал, где мы храним небольшие запасы еды. Тогда оно берет за руку Лилечку, и они вместе идут туда. У каждого в жизни – свой «подвал», свои страшные тайны и тайные страхи. Нам удалось пережить это и жить дальше. Мама не скучает по прошлому.
А я иногда скучаю. Порой снятся какие-то тоскливые сны, где я хожу по прежнему дому и среди опустошения и пыли что-то ищу и плачу. Я, как могу, прогоняю эти мысли — отрицательные эмоции мне сейчас противопоказаны.
Почти сразу после приезда в деревню, Илья переехал жить в дом, который выделили нам с мамой. Я была не против. Мама тем более. За это время мы с Ильей здорово привыкли друг к другу, сроднились. И все равно, даже после условного обряда бракосочетания, которое отмечали всей Каменкой, мы как два подростка, стесняемся называть наше чувство любовью. Непопулярно это слово было в нашей прошлой жизни. Ничего, научимся, привыкнем, как и ко всему хорошему.
Сегодня я освобождаюсь из больницы пораньше. Хоть я скоро стану мамой, работу бросать не собираюсь. Буду помогать Феликсу и Ире, пока смогу. У нас теперь много работы: пузатеньких женщин со счастливыми и загадочными улыбками на личиках становится все больше. Хорошо, что больница не занята больными.
Ира оберегает будущих мам, как наседка цыплят. То и дело слышны из кабинета ее строгие покрикивания: «Куда тебе на поле? С ума сошла? Быстро домой и больше ложки ничего не поднимать!» или «Маманя, а кто панаму носить будет? Тридцать градусов в тени – это вам не хухры-мухры!». Сама Ирочка еще никому не рассказывает, что тоже беременна, только со мной поделилась и папашу оповестила. Феликс на седьмом небе от счастья.
Я выхожу из больницы и иду домой. Следом за мной выбегает Феликс.
— Аномалия, подожди, я с тобой. Обещал твоей маме сегодня зайти на чай. Ты не против?
— Конечно нет.
— Голова больше не кружится? Как давление? – Феликс и за пределами больницы не перестает быть доктором.
— Пока все хорошо.
— Ну и славно. Боишься?
— Чего?
— Рожать.
— Нет. Жду с нетерпением. Устала уже этих тяжеловесов носить.
— Уже? Только шесть месяцев носишь. Тяжелая атлетика тебя еще ожидает, — улыбается Феликс, глядя на мой выпирающий живот. – Уже решили, как назовете?
— Адам и Ева. Так Илья просит. Для него это символично что ли. Хотя говорить еще рано, лучше не загадывать.
— А ты не загадывай, ты планируй. Мы вот тут тоже кое-что планируем.
— Что?
— Скоро у нас пополнение – дети появятся, еще человек десять привезут с большой земли, Андриана обещала помочь с самолетом. Расширяться надо. Тут неподалеку есть небольшой город. Недавно из управы ходили туда на разведку. Говорят, что там все не так уж и плохо. Дома подлатать, улицы почистить, окна вставить и можно жить. Там канализация есть. Водопровод починить можно.
— Мне бы не хотелось переезжать. И тут хорошо.
— Ну, это пока планы. За Ильей заходить будем? – Феликс останавливается у ограды небольшого домика, который заменяет церковь.
— Да. Он сейчас должен освободиться. Так договаривались.
Мы ждем Илью. У церкви начинают собираться люди – скоро время вечерней службы. Илья обещал забежать домой, поужинать и только потом присоединиться к отцу. В поселение отец Ильи прилетел задолго до нашего появления здесь, был одним из первых жителей и сейчас он не просто священник, а один из самых уважаемых людей. Он пытается возродить веру. По вечерам в церкви собираются люди, молятся, читают библию, просто разговаривают друг с другом. Сначала туда ходили всего несколько человек, а теперь этот домик не вмещает всех желающих.
Илья во всем помогает отцу. Теперь хлопочет о постройке новой церкви, но местная управа согласна выделить силы для строительства, только если при церкви будет детский сад, чтобы кто-нибудь присматривал за детишками. Илья только рад – столько благодарных слушателей появится. «Будет кому рассказывать твои сказки», — иногда подшучиваю я над ним, а он грозится намылить мне язык и не замаливать больше мои грехи.
Наконец из дверей церкви появляется Илья.
— А вот и он! — улыбается Феликс и протягивает ему руку.
— Кого я вижу! Ты к нам?
— Ну, если пустите.
— Пустим, но не надолго. Будущей маме отдыхать надо, особенно от всякого начальства.
— Это правильно.
Мы идем домой все вместе. Мама с Лилечкой встречают нас, тут же подают на стол ужин и всячески обхаживают Феликса, подкладывая ему лучшие кусочки индейки и подливая сок.
После ужина мы снова провожаем Илью в церковь. Он обещает вернуться как можно раньше и просит Феликса довести меня до самого дома и передать прямо в руки любимой тещи.
На улице вечер. Заканчивается еще один день новой жизни. Мы идем, и я почти физически ощущаю, как движется время. Так много еще надо успеть, а я-то не вечная. Но уверена, что все успею. Раньше у меня была только моя жизнь, мое время – бесконечное и неприкаянное. А теперь жизнь хоть и очерчена границами, но она у меня не одна. Моя, мамы, Ильи, будущих детей. Складываешь кусочки — и получается бесконечность. Бесконечность, нужная всем.
— О чем задумалась, Аномалия? – Феликс заботливо берет меня под руку. – Скучаешь?
— Знаешь, я все время думаю о тех женщинах, которых мы…
— Не надо думать. С ними все в порядке.
— Да, но у них никогда не будет детей. По нашей вине.
— Будут. Ничего плохого мы им не сделали. Я организовал экспедицию в Африку, чтобы здесь и остаться, тебя привезти, а сокращение рождаемости было лишь предлогом, иначе кто бы нас пустил?
