— Наш мир очень разный. То есть, географические различия у нас не больше, чем у вас, но у нас существует множество культур, архитектурных стилей, много древних зданий и сооружений.
— Я понимаю, что должен путешествовать; это будет мой вклад, — сказал Понтер. — Я думал о том, чтобы остаться здесь, поблизости от Садбери, на случай, если портал вдруг откроется снова, но прошло уже столько времени. Я уверен, что Адекор пытался; похоже, у него не получилось. Видимо, условия эксперимента оказались невоспроизводимы. — Мэри услышала в его словах покорность судьбе. — Да, я поеду туда, куда должен поехать; я не буду цепляться за это место.
К тому времени они уже отъехали далеко от огней трактира и деревушки, в которой он находился. Мэри выглянула в боковое окно и заметила ночное небо.
— Боже мой! — вырвалось у неё.
— Что такое? — спросил Понтер.
— Посмотри, сколько звёзд! Никогда не видела их так много! — Мэри вырулила на обочину дороги и отъехала подальше от неё, чтобы не мешать никому, кто мог ехать следом. — Я должна на это посмотреть. — Она вышла из машины, Понтер последовал за ней. — Это божественно, — сказала Мэри, запрокидывая голову и глядя в небеса.
— Мне всегда нравилось смотреть на звёзды, — сказал Понтер.
— Я никогда не видела их такими, — сказала Мэри. — В Торонто такого не увидишь. — Она фыркнула. — Я живу в месте под названием Обсерваторный переулок, но даже в самую тёмную зимнюю ночь там не разглядишь и дюжины звёзд.
— У нас ночное освещение только внутри домов, — сказал Понтер.
Мэри лишь покачала головой, представив себе мир, которому не нужны фонарные столбы, мир, жители которого не нуждаются в защите от себе подобных. Но внезапно её сердце подпрыгнуло.
— Там что-то в кустах, — тихо сказала она.
Она почти не видела Понтера, лишь смутные очертания его тела, но услышала, как он сделал глубокий вдох.
— Это енот, — сказал он. — Не о чем беспокоиться.
Мэри расслабилась и снова запрокинула лицо к звёздам. В затылке что-то хрустнуло — поза была не слишком удобная. И тут на неё нахлынули воспоминания юности. Она обошла «неон» спереди, уселась на капот, и, елозя по нему задом, доползла до ветрового стекла, которое удобно легло под спину. Потом похлопала по капоту ладонью и позвала:
— Эй, Понтер! Залезай сюда.
Силуэт Понтера двинулся; он точно так же уселся на капот и пополз по нему; металл под ним стонал и прогибался. Наконец, он опёрся на ветровое стекло рядом с Мэри.
— Мы так делали, когда были детьми, — объяснила Мэри. — Когда отец вывозил нас на природу.
— Так действительно гораздо удобнее смотреть на небо, — признал Понтер.
— Точно, — сказала Мэри. Она испустила долгий довольный вздох. — Посмотри на Млечный Путь? Никогда не видела его таким!
— Млечный Путь? — переспросил Понтер. — А, понимаю. Мы его зовём Ночная Река.
— Красиво, — сказала Мэри. Она повернула голову направо. Над верхушками деревьев раскинулся ковш Большой Медведицы.
Понтер тоже повернул туда голову.
— Вот эта фигура, — сказал он. — Как вы её называете?
— Большой Ковш, — ответила Мэри. — Ну, по крайней мере, именно эту часть — семь ярких звёзд. Так их называют в Северной Америке. Британцы зовут их Плугом.
Би-ип.
— Земледельческий инструмент.
Понтер засмеялся.
— Я мог бы и сам догадаться. Мы зовём их Головой Мамонта. Видишь? В профиль. Изогнутый хобот отходит от квадратной башки.
— О да, я вижу! А как вы зовёте вон то, зизгагообразное?
— Треснувший Лёд, — сказал Понтер.
— Точно. Очень похоже. Мы называем его Кассиопея — это имя древней царицы. Предполагается, что этот зигзаг очерчивает контур её трона.
— Гмм, а на этом выступе посередине не больно будет сидеть?
Мэри рассмеялась.
— Ну, теперь, когда ты про это сказал… — Она продолжила оглядывать созвездия. — А, скажем, вон то размытое пятно под ним, это что?
— Это… не знаю, как вы её называете, но это ближайшая к нам большая галактика.
— Туманность Андромеды! — вспомнила Мэри. — Я же всегда мечтала её увидеть! — Она снова вздохнула и продолжила обозрение. Звёзд было больше, чем она видела за всю свою жизнь. — Это так красиво, — сказала она, — и… о Боже! Боже мой! Что это?!
Лицо Понтера словно немного светилось.
— Ночное сияние, — сказал он.
— Ночное сияние? Ты хочешь сказать, северное сияние?
— Если оно связано с связано с северным полюсом, то да.
— Вау! — сказала Мэри. — Северное сияние. Его я тоже никогда в жизни не видела.
— Совсем-совсем? — в голосе Понтера послышалось удивление.
— Совсем. Ну, то есть, ведь я живу в Торонто. Это ведь даже южнее Портленда, штат Орегон. — Этот факт всегда приводил американцев в изумление, хотя для Понтера ничего не значил.
— Я видел это тысячи раз, — сказал Понтер. — Но это никогда не надоедает. — Они некоторое время сидели молча, любуясь извивающимися полотнищами света. — И что, это типично для вашего народа — ни разу в жизни этого не видеть?
— Думаю, да, — ответила Мэри. — Ведь не так много людей живёт на крайнем севере. Да и юге, если на то пошло.
— Да, возможно, этим и объясняется… — сказал Понтер.
— Что?
— Ваша неосведомлённость о пронизывающих вселенную электромагнитных волокнах; мы с Лу обсуждали это. Мы открыли эти волокна во время наблюдения за ночным сиянием; это с их помощью мы объясняем наблюдаемую структуру вселенной, а не через большой взрыв, как вы.
— Ну, — сказала Мэри, — не думаю, что ты многих сможешь убедить в том, что большого взрыва не было.
— Это нормально. Ваша потребность в убеждении других в своей правоте, я полагаю, тоже уходит корнями в религию; я же доволен уже тем, что сам знаю, что прав, даже если другие об этом не знают.
Мэри улыбнулась во тьме. Мужчина, который не стесняется плакать, не стремится всё время доказывать свою правоту, мужчина, который уважает женщин и ведёт себя с ними, как с равными. Просто находка, как сказала бы её сестра Кристина.
И, думала Мэри, очевидно, что Понтеру она нравится, причём несомненно, что за её ум, поскольку она ему должна казаться такой же уродливой, какой он казался… ну, не ей, по крайней мере, не сейчас, но всем другим людям Земли. Только представьте: мужчина, которому она нравится за то, какая она есть, а не за то, какой кажется.
Просто находка, точно, но…
Сердце Мэри ёкнуло. Левая рука Понтера нашла во тьме её правую руку и нежно её погладила.
И внезапно она почувствовала, как напряглась каждая мышца в её теле. Да, она может остаться с мужчиной наедине; да, она может обнять и утешить мужчину. Но…
