О том, как и почему «научность» возникла в фантастике, уже говорилось в первой части статьи. Прежде всего то был ответ на читательский, стало быть, общественный запрос своего времени. Волновала сама новизна научно-технических свершений, отсюда повышенный, у того же Жюля Верна и его последователей, интерес к машинерии будущего. У эпигонов он возобладал над интересом к человеку, поскольку технику писать проще, а своего читателя до поры до времени находили и такие «безлюдные» сочинения. Художественность в них умалялась, по этой причине они быстро забылись, но пользу обществу они тем не менее приносили. И подчас огромную. Ведь авторами «безлюдной» НФ стали прежде всего ученые, инженеры, изобретатели. Некоторые из них поняли, что научная фантастика предоставляет исключительные возможности для пропаганды и популяризации собственных смелых и новых идей. А это уже не эпигонство. Тут, в частности, мы получили «Вне Земли» К. Э. Циолковского, произведение, которое серьезно повлияло на становление космонавтики. Думаю, литература должна гордиться, что на ее стыке с наукой возник столь масштабный и значимый труд. Конечно, в теории можно оградить искусство от всего остального и даже поставить себе это в заслугу. Но кому и какая от этого польза? Культура по сути своей неделима, ее раскол — бедствие, а не благо. Не следует называть литературой то, что ею не является, но надо отдавать должное всему, чему она способствовала появиться, что оказалось гибридной формой ее сращения с наукой или философией и способствовало победам грядущего. Иная позиция представляется мне сектантской.
Впрочем, даже если исходить из чисто литературных критериев, то обретенная фантастикой «научность» обогатила саму художественность, если, конечно, иметь в виду талантливые образцы НФ, а не поделки. Трудно найти читателя, который бы не помнил капитана Немо. Прошло столетие — и какое! — забыты многие художественные произведения того времени, а этот образ живет. Но можно ли отделить капитана Немо от «Наутилуса»? Это никак невозможно, ведь данная «машинерия» — плод его ума, чувств, устремлений! Здесь именно «научность» помогла созданию долгоживущего образа…
Еще пример. Говорят, Жюль Верн был неважным психологом. Это смотря что понимать под психологией… Обратимся к роману «Вверх дном». В нем действуют те самые отважные и талантливые герои, которые в более раннем романе Жюля Верна «Из пушки на Луну» совершили триумфальный космический полет и заслужили овации всего человечества. Теперь же с помощью новой сверхтехники они в целях личного обогащения пытаются подправить земную ось. При этом их ничуть не смущает, что затеянная ими пертурбация губительна для русских, китайцев и многих других народов, что она вызывает гневный протест всего мира, в том числе самих американцев. Впрочем, послушаем Жюля Верна:
«Да, приходится признать, что пушки все время вертелись на уме у Барбикена и его друзей. Недаром же они всю жизнь посвятили баллистике. Сначала они соорудили во Флориде свою «Колумбиаду», чтобы лететь на Луну, теперь, где-то в точке X, они сооружали пушку еще более чудовищную.
Вот они уже объявляют громогласно: «Наводи на Луну! Первое орудие… Огонь!» «Переставляй земную ось! Второе орудие… Огонь!» И слушая, как они командуют, всему миру не терпится крикнуть: «Сажай в сумасшедший дом! Третье орудие… Огонь!» Трудно поверить, что это было написано почти за столетие до появления военно-промышленного комплекса США. Да так, что хоть выноси в передовицу сегодняшней газеты! Кто еще из писателей девятнадцатого века так вник в психологию будущих пентагоновцев и выявил основной мотив их поступков? Под чьим пером возник научно-технический гений, равно служащий как освоению космоса, так и планам опустошения мира?
Как видим, НФ предугадывает не только грядущие свершения науки и техники…
Но, между прочим, столь прозорливое и глубокое проникновение в психологию тех же ученых-милитаристов было бы невозможно без «научности» НФ. Она-то и оказалась необходимым и сильным инструментом художественно-психологического анализа.
«Научность» НФ — это важное составляющее ее поэтики. Иногда она выражена ярко, иногда слабо, это уже другой вопрос. В отдельных произведениях преимущественно «гибридной линии» ее вообще может не быть (например, ее нет в двудоминантном романе С. Льюиса «У нас это невозможно»). Она слабеет, даже вообще исчезает там, где фантастика используется как прием. И наоборот, фантастика-тема требует научности. Нельзя писать о будущем, не изображая его, а поскольку его облик весьма зависит как от развития науки и техники, так и от их использования, то без научности тут обойтись невозможно. И добавим, без философичности, поскольку иначе нельзя всерьез ни представить, ни обосновать никакой вариант будущего. В минимуме то и другое необходимо, чтобы не было «развесистой клюквы». В максимуме тщательная научно-философская проработка играет роль несущей конструкции произведения. Значение такой проработки очевидно не только в «Туманности Андромеды» И. Ефремова или в «Железной пяте» Джека Лондона, но и в «Гиперболоиде инженера Гарина» А. Толстого. Где это правило нарушается, там начинается пустопорожнее фантазирование, сюсюкающее или, наоборот, нагнетающее страсти-мордасти, все то, до чего так охочи не утруждающие себя трудом и ответственностью ремесленники.
Научный фантаст, как никакой другой писатель, вынужден знать науку и представлять себе ее реальные перспективы даже в том случае, когда он ограничивается введением некой фантастической, но, кто знает, быть может, осуществимой в грядущем частности. Сам по себе здесь не выручит даже могучий талант, что прекрасно понял далекий от науки и техники А. Толстой, занявшийся перед написанием «Гиперболоида инженера Гарина» да и «Аэлиты» основательной проработкой соответствующих данных науки. В сущности, он следовал общелитературному требованию: надо знать то, о чем пишешь. Но как постичь то, чего нет в натуре и вообще неизвестно, появится ли оно? Необходим компенсирующий материал, в частности, надо знать достижения современной науки, быть в курсе ее теорий, прогнозов и перспектив. Не для того, чтобы излагать их содержание, — это дело научно-популярной литературы. Просто это тот фактический материал, без которого научный фантаст обойтись не может, как «деревенщик» не может обойтись без знания, чем удобряют поля, когда доят коров и какой отпечаток сельский труд накладывает на людей. Перерабатывается этот материал, как и в других видах литературы, по законам художественности, о чем ясно свидетельствует пример того же А. Толстого.
