— Но Тимур неизбежно стал бы Темным, — продолжал я. — Вам нужно было получить право на его реморализацию. Для этого Темные, а еще лучше — Инквизиция, должны были запаниковать и совершить какие-то неправомерные действия в отношении вашего сына…
— Что и произошло, — сказал Гесер. — Так, Городецкий. Ты хочешь меня в чем-то обвинить?
— Нет, я хочу понять.
— Ты же видел, я клялся Светом. Я не встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого не привлекал для этих целей.
Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался заморочить меня. Он будто условия задачи излагал — с удовольствием ожидая, какой же ответ даст ученик.
— Витезславу достаточно было задать еще один вопрос, — сказал я.
— Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для него…
Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.
— Мать, — сказал я.
— Витезслав когда-то убил свою мать, — объяснил Гесер. — Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя контролировать.
— Кто мать Тимура?
— В досье должно быть имя.
— Там могло стоять какое угодно имя. Написано, что мать Тимура погибла в конце войны… но я знаю одну женщину-Иную, которая с того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей, она умерла.
Гесер молчал.
— Вы действительно не могли его найти раньше? — спросил я.
— Мы были уверены, что Тимка умер, — тихо сказал Гесер. — Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали — продолжила искать…
— Нашла сына. И дала ему опрометчивое обещание, — закончил я.
— Женщинам позволено проявлять лишние эмоции, — сухо сказал Гесер. — Даже самым мудрым женщинам. А мужчины на то и существуют, чтобы защитить и свою женщину, и своего ребенка. Рационально и вдумчиво все организовать.
Я кивнул.
— Ты меня осуждаешь? — с любопытством спросил Гесер. — Антон?
— Кто я такой, чтобы осуждать? — спросил я. — У меня дочь — Светлая Иная. И я сам не хотел бы отпустить ее во Тьму.
— Спасибо, Антон, — Гесер кивнул и явственно расслабился. — Рад, что ты это понял.
— Интересно, как далеко вы пошли бы ради сына и Ольги, — сказал я. — Ведь Светлана что-то почувствовала? Какую-то опасность для меня?
Гесер пожал плечами:
— Предчувствия — штука ненадежная.
— Если бы я решил рассказать Инквизиции правду, — продолжал я. — Решил бы уйти из Дозора в Инквизицию… Что тогда?
— Ты же не ушел, — сказал Гесер. — Несмотря на все намеки Витезслава. Что еще, Антон? Чувствую, у тебя новый вопрос на языке вертится.
— Как так получилось, что ваш сын — Иной? — спросил я. — Это же лотерея. Редко в какой семье Иных рождается ребенок-Иной.
— Антон, либо иди к Витезславу и излагай свои домыслы, — тихо сказал Гесер, — либо дуй к Светлане, как собирался. Меня от этого допроса избавь.
— Не боитесь, что Инквизиция все обдумает и сообразит, в чем было дело? — спросил я.
— Не боюсь. Через три часа Витезслав подпишет бумаги об окончании расследования. Поднимать дело они не станут. И так в дерьме по уши.
— Удачи вам с реморализацией Тимура, — сказал я. И двинулся к двери.
— У тебя еще неделя отпуска, побудь с семьей! — сказал Гесер вслед.
Вначале я хотел гордо сказать, что в подачках не нуждаюсь.
Но вовремя остановился.
Какого черта?
— Две недели, — сказал я. — У меня одних отгулов на месяц накопилось.
Гесер смолчал.
«БМВ» я решил сдать, вернувшись из отпуска. В конце-то концов…
По свеженькой трассе — раньше это были ухабы, соединенные участками шоссе, теперь участки шоссе, изредка прерываемые ухабами — машина легко шла на ста двадцати.
Хорошо быть Иным.
Я знаю, что не попаду в пробку. Я знаю, что навстречу мне не выскочит самосвал с пьяным водителем. Если кончится бензин, я могу залить в бензобак воду — и превратить ее в горючее.
Ну кто же не захочет родному ребенку такой судьбы?
Вправе ли я осуждать Гесера и Ольгу?
Магнитола в машине была новенькая, с гнездом для мини-дисков. Вначале я хотел воткнуть туда «Боевые протезы», потом решил, что мне хочется чего-нибудь более лиричного.
И поставил «Белую гвардию».
Я не знаю, что ты решил,
Я не знаю, кто там с тобой,
Ангел ниткой небо зашил,
Синей и голубой…
Я не помню вкуса потерь,
Я не в силах противиться злу,
Каждый раз, выходя за дверь,
Я иду к твоему теплу…
У меня зазвонил мобильный. И тут же умненькая магнитола уменьшила звук.
— Света? — спросил я.
— До тебя не дозвонишься, Антон.
Голос у Светланы был спокойный. Значит, все в порядке.
И это самое главное.
— Я тоже не мог до тебя дозвониться, — признался я.
— Видимо, атмосферные флюктуации, — усмехнулась Светлана. — Что случилось полчаса назад?
— Ничего особенного. Поговорил с Гесером.
— Все нормально?
— Да.
— У меня было предчувствие. Что ты ходишь по краю.
Я кивнул, глядя на дорогу. Умница у меня жена, Гесер. Надежные у нее предчувствия.
— А сейчас все в порядке? — уточнил я.
— Сейчас все в порядке.
— Света… — одной рукой придерживая руль, спросил я. — Что делать, если не уверен, правильно ли поступил? Если мучаешься вопросом, прав или нет?
— Идти в Темные, — без колебаний ответила Светлана. — Они не мучаются.
— И это весь ответ?
— Это единственный ответ. И вся разница между Светлыми и Темными. Ее можно называть совестью, можно называть нравственным чувством. Суть одна.
— Такое ощущение, — пожаловался я, — что время порядка кончается. Понимаешь? А настает… не знаю. Не Темное время, не Светлое… и даже не час инквизиторов…
— Это пограничное время, Антон, — сказала Светлана. — Это всего лишь ничье время. Ты прав, что-то близится. Что-то в мире случится. Но еще не сейчас.
— Поговори со мной, Света, — попросил я. — Мне еще полчаса ехать. Поговори со мной эти полчаса, ладно?
— У меня на мобильнике денег мало, — с сомнением ответила Светлана.
— А я тебе сейчас перезвоню, — предложил я. — Я же на задании, у меня мобильник казенный. Пускай по счету Гесер платит.
— И совесть тебя не станет мучить? — засмеялась Светлана.
— За сегодня я ее натренировал.
— Ладно, не перезванивай, я заколдую свой мобильник, — сказала Светлана. То ли в шутку, то ли всерьез. Я не всегда понимаю, когда она шутит.
