— Возможно, она сильнее, моложе. У него, вероятно, более слабое сердце. Это зависит от сотни факторов.
Пол замолчал. Через некоторое время он кивнул, как будто подтверждая то, над чем думал. Рейчел следила за ним взглядом.
— Что?
— Ты права. У его жены очень необычная болезнь, которая, с одной стороны, оправдывает его действия, с другой — пугает. Представь, что Ханна действительно заразилась вирусом, имеющим отношение к террористам. Тогда речь может идти о биологическом оружии. Вдруг Эрик Сёдерквист конкурирует с Самиром Мустафом? Может быть, он изобрел вирус, а потом намеренно или по ошибке заразил свою жену? Нам нужно получить больше информации о вирусе. Осмелюсь сказать, что это наша основная задача. Нам действительно нужно перевести Ханну Сёдерквист на базу в Норвегии. Швеция не обладает такими ресурсами. Прежде всего там чертовски много законов, которые блокируют работу. Нам необходимо свободное поле для игры. Чтобы принимать необходимые меры и проводить тесты без оглядки на идиотские этические правила.
Теперь настала очередь Рейчел молчать. Для Пола Ханна Сёдерквист была объектом. Вещью. В первую очередь — угрозой. Тесты, им упомянутые, едва ли могли быть представлены общественности. И они вряд ли поспособствуют увеличению шансов на выживание. Но Ханна — не вещь. Она жена Эрика. Женщина, ради которой он готов рисковать всем. И она еврейка. Пол перебил мысли Рейчел:
— Думаю, я в любом случае должен поехать в Стокгольм, а вы позаботитесь об Эрике Сёдерквисте. Я полечу туда и поговорю со шведскими властями. Кто знает, может, мне разрешат просто навестить госпожу Сёдерквист.
Рейчел встала.
— Поедешь прямо сейчас?
— Думаю, да. А ты?
— Я не спала с ночи в отеле «Монтефиори». Возьму перерыв на сегодняшний вечер. Эрик на радаре, и у нас хорошая команда, которая последует за ним, если он переместится.
Пол взял последнее печенье с блюда. Рейчел открыла дверь и бросила прощальный взгляд на Пола.
— Тебе не стоит есть так много сладкого.
* * *Иерусалим, Израиль
Синон с наслаждением пил мятный чай. Напиток, конечно, уже успел остыть, но вкус остался сочным и кисловатым. Синон решил выпить вечерний чай в одном из глубоких кресел у окна, а не за письменным столом, как делал обычно. Он сидел у больших окон, выходящих на заросший пышной растительностью двор и белую мраморную купальню для птиц. Его кабинет располагался всего через две двери от кабинета Бена Шавита и был на несколько квадратных метров больше. Бен мало времени проводил в кабинете и не видел необходимости в более просторном помещении. Но на сегодняшнем совещании было много народу, и кабинет Синона оказался удобнее.
Синон украсил стены университетскими дипломами, снимками, где он жал руки известным в мире политикам или стоял рядом со своим любимым велосипедом, а также обязательными семейными портретами. Он сам разрабатывал интерьер. Широкий письменный стол из темного дуба, высокое рабочее кресло из черной кожи с массивными подлокотниками и регулируемым подголовником. Мусорная корзина, сделанная из настоящей ноги слона, подарок южноафриканского посла. Бордовый ковер и три глубоких кресла из темно-коричневой кожи. Прямо перед дверью стоял трехногий штатив с лекционным блокнотом. Синон любил рисовать, когда что-то объяснял.
Но сегодня записей в блокноте не было. Он не мог показать реальную стратегию. В этом не было необходимости. Все уже хранилось у него в голове. Один за одним кусочки мозаики вставали на место. Бен был теперь готов к переговорам. Вирус нанес серьезный вред и вызвал панику. Несмотря на предотвращение двух из трех терактов, взрыв в галерее заставил оппозицию и СМИ кричать о необходимости действий. Все знали, что «Хезболла» предлагает антивирус и перемирие. Что мог еще сделать Бен, кроме как выполнить требования? Синон видел его мучения. Чувствовал его злость. И он порекомендовал ему пойти на уступки «Хезболле». Отодвинуть свои чувства и гордость в сторону и действовать на благо Израиля. Нет, не только Израиля — всего мира. Не было ничего важнее доступа к антивирусу. Все будут чествовать его как героя, никто не воспримет его как слабого или трусливого. Никто, кроме, возможно, его самого. Бен послушался, и теперь они ждали назначения встречи с нейтральным переговорщиком. И Синон будет стоять рядом с другом, чтобы удостовериться, что тот подписал договор.
Историческое поражение для Израиля. Историческая победа для всего правоверного мира. Лично для Синона.
Мысленно он вернулся к терактам. Как полиция о них проведала? Ахмад Вайзи был вне себя. Он подозревал всех. Он уже застрелил Арие аль-Фатталя. Синон не знал, действительно ли тот не держал язык за зубами. Несмотря на это, застрелить Арие было верным решением. Он никогда не нравился Синону. Но начальник сектора «Хезболлы» пришел в ярость. Ахмад не был одним из них и не мог так просто стрелять в их братьев. Синон уладил ситуацию. Но его тревожили не подозрения Ахмада и смерть Арие, а неясность. Как так получилось, что он при всей своей власти и со своими контактами не смог узнать, кто выдал информацию полиции? Ни Меир Пардо, ни Давид Яссур ничего не говорили. Бен тоже вряд ли знает. Ахмад требовал, чтобы Синон поскорее выяснил, кто стукач. Но Синон не может спрашивать всех подряд. Это вызовет подозрения.
Чай закончился, и Синон начал пережевывать мокрый лист мяты. Мысли ушли в сторону его личного проекта — убийства Рейчел Папо. Он наконец закончил приготовления. Все было устроено. Это далось ему нелегко. Синон работал только с собственными контактами. Никто из группировки не был проинформирован. Ни Ахмад, ни члены «Хезболлы». Для них это будет сюрприз. Эта убийца скоро исчезнет по драматичному сценарию. Не какое-нибудь убийство при ограблении в грязном переулке и не тихий сердечный приступ. Нет, все узнают, что Папо получила наказание за свои поступки. Что гнев Аллаха в конце концов покарал ее. Ее трагическая смерть станет ясным предупреждением всем, кто угрожает исламу. Покажет, что никто не может быть уверен. Даже их лучшие агенты. Нигде. Даже в своем собственном жилище.
Синон взглянул на часы. Скоро пора ехать домой и переодеваться для вечерней велосипедной прогулки.
* * *Тель-Авив, Израиль
— Что вас преследует?
Эрик снова поставил кружку с чаем на стол и задержал на ней взгляд. Изучал окаемку и ажурный цветочный узор на серо-белом фарфоре. Заданный вопрос был неизбежен. Эрик слишком нервничал. Слишком не вписывался в среду, в культуру, в город. Женщина видела столько страха в своей жизни, что его страх не мог остаться незамеченным. Вопрос скрывал много смыслов. Что на самом деле преследует Эрика? Или, скорее, от чего он бежит? На поверхности лежит ответ, что Сёдерквист бежит от израильской полиции и ФБР. Но настоящий ответ таится глубже. Может, Эрик всегда был беглецом. Он поднял глаза от чашки. Отвечать не хотелось. Тут он увидел компьютер, и сердце забилось сильнее. В чате появилась новая запись. Женщина заметила, что Эрик отвлекся. Вероятно, она тоже почувствовала, что он не хочет, не может ответить на вопрос.
