Какое-то время шли молча.
— Ну что ж, — ответил Борис через минуту, когда они уже должны были разойтись, — тогда надо будет форсировать нашу подготовку.
На следующий день Борис должен был идти на работу в вечернюю смену, поэтому с утра планировал хорошо выспаться. Но в начале десятого утра позвонил Косик и сказал, что сейчас придёт в гости, и не один. Наш герой привык к такой бесцеремонности друга. К тому же в последнее время они часто общались в любое время суток. Поэтому он обречённо поднялся, занялся туалетом и уборкой, ожидая, что придёт ещё и Олеся.
Минут через пятнадцать в квартиру позвонили. На ходу надевая штаны, он вышел в коридор и открыл дверь. Вопреки его ожиданиям, Косик стоял не с Олесей, а с высоким широкоплечим мужчиной. Ничего не понимая, Борис, тем не менее, пригласил гостей войти.
Когда они оказались к прихожей и зажёгся свет, удивление Бориса возросло ещё больше — с гостем он был уже знаком. Это был поляк, который когда-то работал вместе с ним в смене Михалыча. Чтобы скрыть неловкость Борис пригласил гостей на кухню, недоумевая не менее чем четыре месяца назад, когда спринтер неожиданно пришёл к нему с Олесей.
Пока хозяин ставил на стол ставшие традиционными чайные чашки, Косик разъяснял ситуацию:
— Я знаю, что вы знакомы. Иво уже несколько дней как принят в наш клуб.
„Ах, вот как его зовут! — вспоминал в это время Боря, гипнотизируя не желавший быстро закипать чайник. — Точно-точно! Иво Пешковский… или Пашинский, кажется. Ага! Тот, который отказался работать „подснежником“.
— Сегодня ночью, когда я только вернулся домой, пришёл Аркадий Денисович с Иво… Кстати, твоё имя не склоняется?
— Нет, не склоняется, — добродушно пробасил парень.
— Так вот, пришли они ко мне без предупреждения. Я уж, грешным делом, подумал, что это из-за нашей вечерней вылазки за мной пришли, — Косик шмыгнул носом и прижал руки к горячей кружке. — Но нет, привёл ко мне Денисыч нового члена нашего клуба. Сказал, что медлить не мог, к себе вести тоже не может. Просил ещё, кстати, иначе как с автоматов к нему не звонить, имена никакие по телефону вслух не произносить.
— На сотовый тоже?
— На сотовый — особенно. В общем, затевается у нас, по-моему, какая-то заваруха. Не знаю, только, с чем связана. А Иво… Слушай, давай я тебя буду Иваном звать?
— Давай. Тогда я тебя — Казиком. Мне так привычнее. — ответил тот.
Борис довольно усмехнулся: новый знакомый, кажется, был парень не промах. Когда вопрос с именами уладили, Косик снова продолжил свой рассказ.
— Ну вот, Денисыч рассказал, что нашёл его две недели назад. Уже проверил. В общем, он — свой. Правда, не рассказал, как тот докатился до такой жизни. И попросил не расспрашивать. Вроде, тоже из конспирации. Ну, говорю же, почему-то это дело у нас очень устрожилось, — Косик искоса посмотрел на новичка. — Это не с тобой связано, Иво?
— Не-е… не думаю, — ответил поляк, и Боря почувствовал в его речи едва уловимый акцент.
Насколько нашему герою понравился его новый товарищ, настолько же он не понравился Косику. Боре импонировало чувство юмора и акцент гостя, а также то, что тот был не только его коллегой по руднику, но и, также как он, новичком в клубе. Борис вспоминал своё чувство беспомощности и страх перед миром, который вдруг оказался совсем не таким. Он с удивлением отмечал, что Иво ведёт себя намного более уверенно и хладнокровно. Или это только ему кажется?
Сложно сказать, какие чувства к новичку испытывал Косик. Возможно, он просто ревновал его к клубу и товарищам, но общался с ним гораздо менее доброжелательно, постоянно пытаясь как-нибудь задеть. Отпускал шутки то по поводу его роста, то по поводу вероисповедования, почему-то решив, что он католик, то по поводу акцента. Шутки были довольно безобидные, вроде: „Ну да, конечно, в „Оке“ тебе было тесно, при твоём-то росте“. Впрочем, Иво на них никак не реагировал, только добродушно улыбался.
Они посидели ещё около часа, разговаривали о Системе. Иво слушал с интересом, иногда, как казалось Боре, невпопад улыбаясь. Когда уже собирались прощаться, Косик снова вспомнил своё старое желание переименовать новичка:
— Слушай, Иво, извини, конечно, но это же, кажется, твоё настоящее имя?
— Ну, да. Настоящее. И полное, если тебя это волнует. А Иваном я разрешаю себя называть только девушкам.
Это замечание, кажется, выбило из колеи Косика. Он покраснел и пару минут молчал. Но потом нашёл силы вернуться к вопросу.
— Ты знаешь, Иво, у нас тут почти у всех псевдонимы… Так принято.
— Ну и что?
— Поэтому я и пытаюсь поднять вопрос с твоим именем. Уж очень оно приметное, польское.
— На самом деле не польское, а хорватское. В честь деда назвали. Но если ты хочешь ещё раз предложить взять мне псевдоним „Иван“, то это — плохая мысль. Иво — тот же Иван, только в хорватской транскрипции. Если брать псевдоним, то уж такой, чтобы по нему не вычислялось имя, — Иво ещё раз обезоруживающе улыбнулся и махнул рукой. — Ну всё, пока, я дома не был со вчерашнего дня. Наверно, мама переживает уже.
Косик ещё какое-то время оставался у Бориса, обсуждая дальнейшие шаги их совместной операции.
Все четыре года жизни в Морильске Вера с переменным успехом боролась со вселенской скукой и бессмысленностью существования. Но сейчас всё стало по-другому. Она действительно наделась, что долгожданная беременность многое переменит, что Андрей станет к ней внимательнее, что они полетят в отпуск, а вскоре — вообще переселятся в Москву. Родители уже настолько их заждались, что мама пообещала оплатить половину цены любой квартиры, лишь бы они смогли обзавестись жильём в Москве и поскорее собрались переезжать. Но неделя проходила за неделей, а перемены не наступали. Вера понимала, что Андрей очень занят, что он делает карьеру и сам ждёт не дождётся отпуска. В глубине души чувствовала себя немного оскорблённой, но старалась не показывать этого и терпеливо ждала, пока муж закончит свои дела. А там уж он никуда не денется — натиска родителей ему не выдержать.
Пока же она коротала время за работой по разборке архивов. Постепенно разрасталась её база, появлялись новые имена, события, произведения. Кроме этого, она, начала читать опубликованные воспоминания морильлаговцев, чтобы лучше владеть темой.
Некоторые события и страсти тех лет вызывали у неё только иронию. Вскоре стало рябить в глазах от назначений и увольнений десятков директоров, ввода в строй новых предприятий и строительства новых улиц, борьбы со стихией. Но временами среди завалов этого информационного мусора удавалось сделать интересные находки. Когда приехал Андрей, она как раз фиксировала в своей базе стихотворение Давида Кугультинова, опубликованное в местной многотиражке в конце 50-х, через несколько лет после освобождения автора, когда тот ещё был никому неизвестным студентом Литературного института.
