Мать твою, я же сам пить хочу страшно. Воды-то себе во фляжку из лужи набрать успел. Таблетками обеззаразил.
А выпить не довелось. Сейчас самое время… Тфу, какая гадость… Ничего… Еще пару глотков… Закурим это дерьмо трофейной сигареткой.
Разжав зубы оборотня его личным ножом, принимаюсь мало-помалу заливать лекарство в рот. Тихо-тихо… Не кашляй. Я осторожненько…
Вроде как все. Будем ждать. Подношу к ушам наушники. Ой-ой-ой-ой! Сколько непонятных громких слов. Так, если до штаба 35 километров, они тут будут всей сворой самое быстрое через час. Да, если даже обернуться волками, если даже сильно поспешат… Час. Не меньше. Успею допросить. И тут пленный начал подавать явные признаки жизни.
Вервольф пошевелил единственной ногой и заскулил.
– Ты жив, алгаст? – спросил я пленного. После небольшой паузы он ответил:
– Я не алгаст. Я не из этих шакалов. Я – вервольф! А ты кто?
В голосе зверочеловека, несмотря на кошмарные ранения, звучали звонкие горделивые нотки. Надменный, гад. Спесивый. Надо ставить на место.
– Я тот, кто только что перебил все твое бездарное отделение. Тот, кто заманил вас в детскую ловушку и передавил, как пакостных тараканов. Меня зовут Бонифаций Македонский. Я Фехтовальщик.
Последние слова произвели на спесивого оборотня потрясающий эффект. Он как-то нервно съежился и сделал жалкую попытку отодвинуться.
– Так ты же умер… – прохрипел оборотень.
– С чего ты взял?
– Все знают. Афанасий Македонский умер.
Вот в чем дело! Он меня с дедом спутал. Интересное кино. Дедуля, оказывается, и впрямь был у этих шакалов в авторитете. И они его здорово боялись. Приятно, черт возьми! Это надо использовать.
– Афанасий и правда умер, – сказал я, сладко затягиваясь сигаретой. – Я его внук. Бонифаций. Или ты плохо слышишь, тварь?
– Внук?
– Вопросы здесь задаю я. Улучшаю слух и память тоже я. Дедуля научил меня, как вырывать вам клыки. Голыми руками и без наркоза. Научил, как превратить вашу смерть в кошмар. Но, признаться, я все время считал дедушку мягкотелым добрячком. (Прости, дедуля, прости, это надо для работы…) Я усовершенствовал его методы. В них было чересчур много либерализма и никчемной доброты. И ты это скоро узнаешь на своей шкуре.
– Чего ты хочешь, Фехтовальщик? – Тон оборотня явственно изменился. Из гордого волка он превратился в испуганного пса. – Скажу все, что знаю. Допрос с пристрастием в исполнении внука Афанасия Македонского мне перед смертью не нужен. Вы – семейство садистов. Об этом все знают. Но вы держите слово. Это тоже все знают. Поэтому поклянись честью Фехтовальщика, памятью своего деда и пообещай, что убьешь меня безболезненно, выстрелом в голову. Как только ты это пообещаешь, я подробно отвечу на все вопросы…
– Обещаю. Клянусь.
– Спрашивай.
– Сколько вас? Кто руководит группой? Откуда вы? Ваша задача? Говори правду, ложь я чую сразу. Да и Арнольд мне кое-что про вашу стаю рассказал. Считай первые вопросы проверкой на вшивость. Что не так – начну серебряными крючьями глаза тебе выдирать. Ну, говори!
– Когда мы пришли на Русь, в группе было 39 братьев и сестер. Из них пять Альфа.
Теперь группа меньше. Командир моего отделения был Альфа. Под ним было семь оборотней Бета. Но не из нашего отделении. Значит, ты убил… Ты убил, если считать меня… Шестерых. Осталось тридцать три… Мы не ожидали таких потерь. Мы не думали, что на Руси есть Фехтовальщик. К тому же из рода Македонских. Роковая ошибка… Нужно было лучше подготовиться. Все из-за этого алгаста-ублюдка Арнольда. Все торопил, торопил…
И предал. Он нам о тебе ничего не говорил. Теперь ясно почему.
Мы сбили все пять «вертушек». Убили всех, кто был на бортах. Взяли парочку пленных… Поняли, что Арнольд ускользнул. Он сейчас на крейсере, в море… Поганый алгаст! Недоделок! У него здесь книга и эликсир… Сам хочет оборотнем стать, Альфой. Меньшее его не устраивает. Чванливый людоед. Ты ему тоже особо не доверяй, придет час – и тебя кинет… – раненый закашлялся.
Стоп, мой милый Бонифаций! Делаем тайм-аут. Тормозим… Что еще за Альфа? Какая, на фиг, Бета? Ты же учил, читал. Вспомни! А то этот щенок недобитый поймет, что пред ним просто удачливый лох, а не достойный наследник Фехтовальщика-садиста Афанасия Македонского… Думай! А-а-а! Черт! Ничего толком не помню… В голове туман. Ладно. Пойду на понтах. Авось, получится! Не будем терять темп. Тряси его, тряси, пока он колется…
– Дальше, – твердым голосом приказал я, кивая с умным видом. – Пока все ясно. Я тебе верю.
– Группой руководит Акелла.
– А в заместителях у него, наверное, Маугли? – хохотнул я.
– Нет у нас никакого Маугли… – недоуменно промолвил оборотень. – Что еще за Маугли?
«Плохо, плохо у вас в стае поставлено классическое образование», – подумал я и решил продолжить шутку:
– Маугли – это наш агент, мы его внедрили к вам восемь лет назад…
– Так вот оно что… – вздохнул оборотень, – теперь многое понятно… Вот почему наши семьи погибают одна за другой. Вытесняют нас с Земли. На большом семейном совете мы решили на Русь перебраться. Тут нет луны. Без нее даже лучше. Проще себя контролировать. Все наши беды из-за этой проклятой и прекрасной луны… Она, как наркотик, тянет к себе, зовет… Как раз в полнолуние своры охотников и выслеживают нас, устраивают засады. Они убили почти всех моих детей. Томми, Гертруду, Олесю, Карла, Шарлотту, Эндрю… Эндрю так любил мороженое со взбитыми сливками…
– А тебя-то самого как зовут?
– Барбара.
– Ты че, трансвестит? Или гей?
– Я женщина… – голос дрогнул.
– Извини… – совсем не к месту ляпнул я.
А ведь и вправду баба! Во тьме-то с ходу не разобрать… Я пригляделся. Да, все на месте: и грудь, и остатки фигуры… И личико симпатичное. Если бы не грязь и полосы от маскировочного карандаша… Не зря мне показалось, что тварь на подростка похожа. И голосок-то у нее милый, нежный. С приятной сексапильной хрипотцой.
В горле появляется предательский ком. И слезы наворачиваются. Стало жутко жалко ее. Дуреха! Че ты в эту войну полезла? А я? Ну и работенка… Женщин пытать. Ноги-руки отстреливать. Какими-то идиотскими серебряными крючьями грозить…
Саданул гром, раз, другой, третий! Ослепительно мелькнули зигзаги молний. Дождь усилился.
Стоп! Возьми себя в руки. Никакая это не женщина. И не человек даже. Это оборотень-сука. Самка-вервольф. Продолжай допрос, не распускай сопли! Я прокашлялся. Прикрываясь от дождя, закурил вторую сигарету.
– Что, жалко меня стало? – вкрадчиво спросила раненая женщина и тихонько застонала.
– Тема закрыта, – отрезал я. – Я уже два года не состою в обществе защиты диких животных. Мне однажды в зоопарке обезьянка язык показала.
